Николай Александрович Добролюбов - Стихотворения Н. М. Языкова

рати?

Кто сгонит бледность с их лица,

При виде гневного бойца?

Рука свободного сильнее

Руки, измученной ярмом:

Так с неба падающий гром

Подземных грохотов звучнее;

Так песнь победная громчей

Глухого скрежета цепей!..^[6]

Освобождение Руси от ига монгольского внушило Языкову несколько стихотворений, которые, по силе выражения и по чистоте выражаемого в них чувства любви к отечеству, должны быть отнесены к числу лучших его произведений. Нельзя без удовольствия перечитывать даже в настоящее время его «Песни барда во время владычества татар в России» (стр. 18). Она сопровождается у Языкова примечаниями, взятыми из истории Карамзина и поясняющими его выражения («Стих. Яз.», ч. I, стр. 18–19); но мы полагаем, что читатели наши не нуждаются в этих примечаниях, и дотому приведем только самые стихи, ярко рисующие бедствия Руси при татарах.

И вы сокрылися, века полночной славы,

Побед и вольности века!

Так сокрывается лик солнца величавый

За громовые облака.

Но завтра солнце вновь восстанет…

А мы… нам долго цепи влечь;

Столетья протекут, и русский меч не грянет

Тиранства гордого о меч.

Неутомимые страданья

Погубят память об отцах.

И гений рабского молчанья

Воссядет, вечный, на гробах.

Теперь вотще младой баян

На голос предков запевает:

Жестоких бедствий ураган

Рабов полмертвых оглашает;

И он, дрожащею рукой

Подняв холодные железы,

Молчит, смотря на них сквозь слезы.

Те же чувства выражаются и в других стихотворениях ранней поры Языкова. Но, к сожалению, источник их был не в твердом, ясно сознанном убеждении, а в стремительном порыве чувства, не находившего себе поддержки в просвещенной мысли. В этом заключается, по нашему мнению, главный недостаток всех поэтов пушкинского кружка. Языков не мог удержаться сознательно на этой высоте, на которую его поставило непосредственное чувство; у него недоставало для этого зрелых убеждений и просвещенного уменья определить себе ясно и твердо свои стремления и требования от своей музы. Оттого-то во всей его поэтической деятельности выражается какое-то намерение, никогда не исполняемое, потому что поэт бессилен его исполнить. Он восклицает иногда довольно решительно:

Во прах надежды мелочные,

И дел и мыслей мишура!

У нас надежды золотые

Сердца насытить молодые

Делами чести и добра!..^[7]

И в то же самое время тот же поэт восклицает, с неменьшею решительностью:

Последний грош ребром поставлю,

Упьюсь во имя прошлых дней

И поэтически отправлю

Поминки юности моей!^[8]

Так вот чем насыщаются молодые надежды относительно чести и добра! Вот где поэзия находит свое полное осуществление!

Немного спустя Языков опять говорит в стихотворении «Поэту»:

Иди ты в мир, да слышит он пророка, —

Но в мире будь величествен и свят!

Не лобызай сахарных уст порока

И не проси и не бери наград.

Приветно ли сияние денницы,

Ужасен ли судьбины произвол:

Невинен будь, как голубица,

Смел и отважен, как орел!

И стройные и сладостные звуки

Поднимутся с гремящих струн твоих;

В тех звуках раб свои забудет муки,

И царь Саул заслушается их!..

Переверните страницу (7) в нынешнем издании стихотворений Языкова, расположенных в хронологическом порядке, и вы прочтете в стихотворении «Кубок»:

Горделивый и свободный,

Чудно пьянствует поэт!

Кубок взял; душе угодны

Этот образ, этот цвет;

Сел и налил; их ласкает

Взором, словом и рукой… – и пр.

Вот каков этот смелый и отважный орел, этот пророк, грядущий в мир! Вот каковы его поэтические звуки, стройные и сладостные,

В которых раб свои забудет муки,

И царь Саул заслушается их.

Поэт напрасно ищет во всем мире этого чудного забвения: он находит его только в вине.

С течением времени остепенился и Языков. Г. Перевлесский говорит об этом с откровенным простодушием, может быть, даже не чуждым иронии, – по крайней мере оборот речи, употребленный издателем Языкова, не особенно благоприятен для последнего периода деятельности поэта. «Во время странствований Языкова по целебным водам, – пишет г. Перевлесский, – в годы тяжких страданий от сокрушительного недуга, разгульный строй его лиры нередко менялся на важный и торжественный, вместо игривых, разудалых песенок слышались спокойные, величавые и благоговейные песнопения отчизне и религии». Итак, нужны были --">