Роман Максимович Водченко - Живые и мёртвое

«мятеж-праздник без жертв, лживый», а ведь «мятеж без жертв — не мятеж» (С. 344). Вместо повторения этого мифа Трофименков говорит об участниках этих событий, оказавшихся радикальнее большинства. Первый сенегалец-студент Высшей нормальной школы, старший из одиннадцати сыновей врача из сенегальской элиты, Омар Диоп в «Китаянке» Годара играл самого себя — радикального философа — и провозглашал: «… конец интеллектуального догматизма [эпохи сталинизма] не вернул нам марксистскую философию в ее целостности…». Два его брата создали в Сенегале террористическую группу по примеру «Тупамарос» и «Черных пантер» и в 1971 году забросали «коктейлями Молотова» кортеж французского президента Помпиду, выступая против неоколониализма. Диало Диоп был приговорен к пожизненной каторге. Омар, чтобы выручить брата, прошел военную подготовку в Палестине, в лагерях ООП. Еще не успев ничего предпринять, он был схвачен и заключен на три года в тюрьму. В 1973 году он был найден в камере якобы повесившимся. Его гибель вызвала восстание студентов и школьников, французское правительство едва не рухнуло (С. 349—352).

Среди майских «пионеров» Трофименков выделяет троцкистов из «Революционно коммунистической лиги» — они зашли дальше всех. Лидерами «Лиги» были Морис Нажман — спустя тридцать лет он станет представителем субкоманданте Маркоса во Франции, Ромен Гупиль — сын Пьера Гупиля-Шарпантье, который был оператором Жак-Ива Кусто, а затем стал известным режиссером, и Мишель Реканати — внебрачный сын известного режиссера-коммуниста Луи Дакена. Реканати был главой боевого отряда «Лиги». В июне 1968-го «Лига» в союзе с маоистами решила проучить неофашистов из «Нового порядка», которые митинговали в одном из залов Парижа. Фашистов по старой традиции, конечно же, охраняла полиция. Прорываясь в зал, леваки смяли оцепление и отправили в больницы от 80 до 150 полицейских. После этого левую «Лигу» запретили одновременно с неофашистским «Новым порядком». Реканати скрывался в Бельгии, затем руководство «Лиги» решило, что он должен сдаться. Отсидев несколько месяцев, он пропал. Лишь в 1981 году стало известно, что он еще в 1978 году бросился под поезд. В 1982 году отец его товарища Пьер Гупиль-Шарпантье снял о нем фильм «Умереть в тридцать лет» (С. 355—356).

Все же мало оказалось среди парижских студентов-бунтарей таких героев, пошедших на мятеж, готовых на жертву.

Вызывает иронию Трофименкова и то, что в Европе принято называть «свинцовыми» годами наступившие следом 1970-е, когда свою деятельность развернули террористы — как левые, так и правые: за 1969—1985 года жертвами политического террора по всей Европе стали более 4,5 тысяч человек; из этого числа более половины были убиты североирландскими борцами за независимость^[3], еще пятьсот — басками, а из остальных полутора тысяч большинство погибло от рук неофашистов, а вовсе не левых. Трофименков скептически говорит о «свинцовых» годах: «термин выдает нервическую уязвимость европейского сознания» — за послевоенные годы «общество потребления» слишком быстро отвыкло от подобных методов политической борьбы. (С. 343).

Ну а чужие беды европейским потребителям и не снились: если там, в Европе, годы «свинцовые», то как тогда назвать годы борьбы за независимость Вьетнама и Палестины?

А месяцы террора ультраправой ОАС в Алжире в начале 60-х — с жертвами в несколько тысяч человек? (За шесть месяцев 1962 года ОАС совершила в четыре раза больше терактов, чем Фронт национального освобождения за восемь лет! (С. 271)).

А недели пиночетовского террора в Чили в 1973 году — с жертвами в десятки тысяч?

А дни резни в Индонезии в 1965 году — с жертвами в сотни тысяч?^[4]

В этих и других странах интенсивность террора — и именно правого террора — была невероятно высока по меркам степенной Европы. И ведь это лишь отдельные эпизоды трагедии этих стран: после дней и недель резни шли годы вялотекущего белого террора. Но даже вялотекущий террор в «третьем мире» был в сотни раз кровавей, чем «свинцовые годы» Европы.

Наверное, стоит это назвать «напалмовыми» годами. Или — переходя от образов к характеристике — словами субкоманданте Маркоса: «войной объединенного правительства против объединенного народа».

Трофименков даже отказывает во внимании Че Геваре и Кубе — эти героические образы, кстати, бесстыдно затаскали именно мещане богатых стран. Больше половины книги он посвящает Алжиру. Алжир — --">