Светлана Васильевна Кекова - Крушение миражей

движениями».

В философской антропологии Степуна отсутствует это иерархическое понимание строя человеческой души, ибо в артистической душе, которая столь привлекательна для философа, равноценны все эстетические проявления личности (в чём и заключается сущность «положительного богатства» многодушия). Но, пожалуй, самая важная область сопоставления философской антропологии Степуна и православной антропологии связана с проблемой «наличия двух центров» в человеке, то есть проблемы добра и зла в человеческой душе. Зеньковский отмечает: «…грех (то есть основа греховности)… живёт в человеке, имеет действенный свой центр, онтологически, конечно, „вторичный“, но, что ещё важнее, — паразитирующий на светлой сущности человека». В своей теории Степун также упоминает о двух центрах человеческой души («Там, где человек, борясь с самим собой за себя самого, подавляет в себе только ложь, зло и уродство во имя ценностей истины, добра и красоты, там его борьба не проблема»), но проблема борьбы добра и зла в человеке Степуна в этой работе не интересует. Как мы уже отмечали, он сосредоточивает своё внимание на «положительном богатстве души». Но именно здесь философ делает ложный шаг, рассматривая многодушие как положительную ценность. Эстетическая привлекательность «многодушия» не выдерживает проверки этическим началом, без которого человека не существует. Сам Степун признаёт, что в основе артистического многолюбия и артистической души в целом таится грех предательства, грех, который определяет артистическую душу как таковую. Может ли быть грех предательства атрибутом положительного полюса?

Ответ на этот вопрос мы находим уже не в статье, а в романе Ф. Степуна «Николай Переслегин», который писался параллельно со статьёй, а вышел в конце 20-х годов. Этот философский роман в письмах, с нашей точки зрения, представляет собой новый этап в осмыслении природы артистической души. Главный герой романа, образ безусловно автобиографический, наделяется тем самым комплексом идей, который мы находим в вышеуказанной статье. Мотив «многодушия» как положительного богатства человеческой души — основная тема философских размышлений Николая Переслегина. Мы находим практически дословные совпадения в письмах главного героя и в статье самого Степуна, только в романе мысли более заострённые, доведённые до совершенства и воплощённые в жизнь. Главный герой совершает грех предательства (философски обоснованный и оправданный в формулировке главного героя как положительный акт, так как «на дне всякого этического раствора остаётся мутный осадок: нравственный долг греха» (курсив наш. — С.К.)) по отношению к другу (соблазняет и уводит от Алексея жену Наталью), к жене (изменяет ей с Мариной, которую, в свою очередь, тоже предаёт и доводит её и человека, который её любит, до самоубийства). Таким образом, эстетическая привлекательность теории артистической души, изложенной в статье Степуна, в романе оборачивается ужасом распада и смерти, которые несёт в мир душа, подобная душе Николая Переслегина. Форма романа позволяет Степуну показать артистическую душу в действии и с различных точек зрения и тем самым достичь объективности в раскрытии сущности этой души. Единственное письмо в романе, которое принадлежит не Переслегину, это письмо Алексея, характеризующее главного героя, его философию и жизнь: «Я вижу тебя насквозь и всего тебя наотрез отрицаю. И твою бескостную, как Петрушка, мысль, и твою фальшивую сентиментальность, и твою самоуверенную барственность, и твоё актёрское лицо. (…) Твоя душа не только не храм, но даже и не квартира, а гнусная экспериментальная лаборатория. (…) Твоя объективная истина, взаимное понимание, дутый пафос, всё это одна бескровная риторика бескровного сердца…».

Сам главный герой, потерпев жизненный, интеллектуальный и душевный крах, приходит к осознанию порочности своей теории, что вплотную приближает его к религиозному, христианскому покаянию. В своём последнем письме — исповеди к Наташе — Николай Переслегин пишет: «Сейчас так ясно, что вся ложь таилась в моей „правде“ и весь мой грех в той верности, с которой я ей служил. (…) С чувством горячего стыда вспоминаю я все свои утончённые сложности. (…) Какой безбожный бред, Наташа, и какая лукавая мечтательность! (…) У истины много врагов. Быть может, мечтательность один из самых злых и страшных. (…) Моя умная, трусливая, мистическою мечтательностью --">