Нина Михайловна Молева - Московская мозаика

способным и на точное определение характера своей модели, и на звучное цветовое решение, разве что, может быть, менее темпераментным, 6олее сдержанным.

Теперь предстояла работа, долгая, кропотливая, чтобы подготовить портрет к научной публикации, и как же могли здесь пригодиться хотя бы самые краткие, самые скупые сведения об изображенном лице! Но в многолетних столкновениях с разнообразнейшими материалами по русскому XVIII веку имена Андрея Васильева и Саввы Креницына мне определенно не встречались. Зато все более настойчивой становилась другого рода ассоциация.

До сих пор не удавалось найти ни одной работы высоко ценимого современниками живописца Мины Колокольникова. Портрет А. И. Васильева, сохранявшийся в семье поэта пушкинского круга Александра Креницына, оказался первым.

Портрет Саввы Креницына казался странно знакомым - живостью позы, почти детским выражением чуть напряженного и недоуменного лица, цветовыми сочетаниями, мягкостью скользящих, ласковых мазков. На память невольно приходили портреты, и прежде всего детские портреты, не столько забытого, сколько всегда пропускаемого историками художника Кирилы Ивановича Головачевского. А ведь это целая история, местами удивительная, местами очень обыкновенная, местами трагическая.

Мальчик, привезенный с Украины в столицу, чтобы петь в придворном хоре, - в XVIII веке, и особенно при Елизавете Петровне, юных певцов вообще разыскивали только в тех краях. Без семьи и родных, все детство, как в казарме. Кирила пел, пока юношей «не спал с голосу». Теперь надо было самому заботиться о своей дальнейшей судьбе, хотя придворное ведомство и не отказывало в содействии бывшим певчим. Вместе с Антоном Лосенко он выразил желание учиться живописи и был направлен к пользовавшемуся большой известностью Ивану Аргунову - специальных художественных училищ в России еще не существовало.

Несколькими годами позже торжественно открывается Академия трех знатнейших художеств в Петербурге. Головачевский становится ее учеником и почти сразу преподавателем. Бывший певчий оказывается не только мастеровитым художником, способным учить молодежь, но и культурнейшим человеком. В его руках постепенно сосредоточивается руководство огромными художественными собраниями академии, ее библиотекой, казной. Он назначается инспектором - наблюдает за воспитанием будущих художников и одновременно ведет один из наиболее ответственных специальных живописных классов - портретный.

Удар оказался тем более тяжелым, что его никак нельзя было ожидать. После десяти лет безукоризненной службы Головачевский лишается одновременно всех своих должностей и увольняется из академии. Единственный повод, выдвинутый администрацией, - незнание художником иностранных языков: «Одним словом, человек, не имевши начальных оснований для воспитания юношества и не пользующийся чтением иностранных книг, до того касающихся, не может быть способен к столь трудной и весьма нужнейшей для Академии должности». На месте Головачевского оказался заезжий француз и без определенной специальности и без знания, на этот раз, русского языка.

Но случилось невероятное. Входившие в совет академии художники не согласились с мнением администрации. Они отстояли Головачевского именно как воспитателя, умного, доброго, отзывчивого, одним из первых среди русских педагогов задумавшегося над теорией воспитания молодежи.

Конечно, Головачевский оставался и художником, не отказывался от отдельных заказов: только откуда было брать на них время? И когда в 1823 году его не стало, правление академии, отмечая шестидесятипятилетнюю службу художника, вынуждено было признать, что он «оставил после себя не более 15 рублей наличных денег, так что нечем бы было даже его похоронить». Признательность академии выразилась просто - выдана была «на приличное его званию погребение тысяча рублей».

Такова канва его жизни, а работы… Их мало, очень мало. Два чудесных портрета детей Матюшки-ных в Третьяковской галерее - шестилетний малыш в мундирчике и девочка постарше, наряженная во «взрослое» модное платье тех лет. Оба чуть застывшие от непривычности позы, одежды и вместе с тем такие непосредственные в своей детскости - редкий для портретиста дар. Были они написаны в Москве в 1763 году и --">