Владимир Иванович Новиков - Сорок два свидания с русской речью

свободной России Борис Николаевич Ельцин был противником нецензурной брани. Сошлюсь на достоверное свидетельство Юрия Михайловича Батурина, известного политика, космонавта и моего коллеги-профессора по факультету журналистики МГУ. Когда один из членов ельцинской команды попробовал рассказать непристойный анекдот, президент настойчиво попросил больше такого не делать, а сам в деловых разговорах к мату не прибегал никогда. Пример, достойный подражания…

После того как пятнадцать лет назад отменили цензуру, ненормативная лексика бурным потоком хлынула на страницы современной прозы и поэзии. Даже чинные толстые журналы начали время от времени матюгаться. Ну и что, выросли тиражи? Да нет, сближение с массами таким примитивным способом не достигается.

О том же стоит задуматься и журналистам, оказавшимся сегодня чемпионами по речевой безбашенности. Может быть, некоторые труженики СМИ относят себя к богеме, полагая, что владение трехэтажными конструкциями — своего рода артистизм? Да нет, заблуждаетесь: тот мат, что оглашает редакционные кабинеты в момент сдачи номера вовсе не богемный, а вполне тривиальный, плебейский. Все-таки, согласитесь: контрольный срок, «дедлайн» — угроза не смертельная. Это не та опасность, коей подвергают себя горняки, спускающиеся в шахту, или подводники, сидящие в батискафе. И постоянное щеголяние матом в телевизионных ток-шоу, маскируемое, как фиговым листком, звуком «би-ип», — тоже всего лишь дань тотальной распущенности. Не будем ханжами: бывают в жизни моменты, когда самый культурный человек не выдержит и выкрикнет экстремальное словцо. Это как граната, которую пускают в ход в критической ситуации. Но если человек стоит на балконе и кидает гранаты в прохожих, его надлежит обезвредить как опасного маньяка.

Государство здесь бессильно: никакие указы и запреты не помогут. Положиться можно только на человеческое достоинство, которое, будем надеяться, утрачено еще не всеми. Ограничить, урезонить самого себя, найти для разрядки стресса нестандартные слова и выражения в рамках пристойности. Один так поступит, другой — и смотришь, в обществе переменится моральный климат. При приеме на работу будут отдавать предпочтение тем, кто не имеет вредных привычек, в том числе и в речевом обиходе. В приличных фирмах сотрудницам запретят использовать вводное слово «блин». Это ведь жуткая поведенческая нечистоплотность. Совершенно согласен с лингвистом Максимом Кронгаузом, который в «Отечественных записках» объявил пресловутый «блин» «более вульгарным, чем соответствующее матерное слово». Желательно, чтобы по отношению к сквернословам установилось повсеместное презрение. Чтобы все мы сошлись на одном: матерщинники — это люди неблагородные. Люди, недостойные нашего уважения. Это, извините, плебеи. Это не что иное, как быдло. Это просто лохи. Это козлы позорные… Стоп! От более сильных выражений мы категорически воздержимся.

Хочу быть странным

Помните культовую комедию шестидесятых годов «Берегись автомобиля»? Обаятельного следователя Максима Подберезовикова (артист Олег Ефремов) влюбленная в него девушка называет странным. Тот отнюдь не обижается и не без мужского самодовольства вполголоса декламирует: «Я странен, а не странен кто ж?» Имея в виду, конечно, реплику Чацкого из другой культовой комедии «Горе от ума». Продлим цитату: «Тот, кто на всех глупцов похож…» Для русской классики «странный» означало незаурядность и оригинальность. Эхо такой традиции звучало вплоть до недавнего времени: был еще и фильм «Странная женщина», где Ирина Купченко играла героиню благородную и романтичную.

А теперь слово «странный» все чаще употребляется в негативном значении. То и дело слышишь что-нибудь вроде: «Странный человек: ничего ему объяснить невозможно» Или: «Эта странная фирма получила от нас деньги и как сквозь землю провалилась». Зачем же тратить такой красивый и загадочный эпитет на явных тупиц или жуликов? Не лучше ли сохранить за ним значение непонятности и необычности?

Человек без странностей неинтересен. И язык становится скучным и однообразным без индивидуальных изгибов и причуд. У каждого есть свои речевые странности, они отличают нас друг от друга и вовсе не надобно от них избавляться. Кто-то любит щеголять наиновейшими словечками, а кому-то ближе старинный слог. В своей книге о русском языке «Живой как жизнь» Корней Иванович --">