Юрий Марксович Коротков , Георгий Литвинов - Стиляги. Как это было

ее за руки – не получилось. Тогда он обхватил ее под мышками, она закинула руки ему за шею, и Мэлс наконец поднял ее на ноги. Так получилось, что теперь они стояли, тесно обнявшись, лицом к лицу. Мэлс замер истуканом – он впервые в жизни, хотя и вот так нечаянно, обнимал девушку. Та смотрела ему в глаза, все еще тяжело дыша после бега.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Мэлс… А тебя?

– Полина. Полли… Те, кто знает, зовут Польза.

– Почему Польза? – удивился Мэлс.

Девчонка таинственно улыбнулась, глянула по сторонам и поднесла губы к самому уху. И вдруг с неожиданной силой толкнула его в грудь. Не ожидавший этого Мэлс рухнул с берега в пруд к ногам могучей бетонной девушки с веслом.

Девчонка стремглав бросилась прочь, вскарабкалась на решетку забора и спрыгнула с другой стороны. Оттуда оглянулась – Мэлс, облепленный тиной, в обвисшем мокром костюме, стоял по колено в воде.

– Теперь и ты знаешь! – весело крикнула она. – Приходи на Бродвей – еще поболтаем. Проведешь время с пользой! – Она засмеялась, послала ему с двух рук воздушный поцелуй и, виляя бедрами, пританцовывая, скрылась за деревьями.

Мэлс вылил воду из ботинок. Присмотрелся в темноте – и поднял с дорожки кулон, деревянного человечка на оборванном шнурке.

Комиссарша и Мэлс медленно шли по центральной аллее.

– Ну как же так получилось, Мэлс?

– Не догнал, – развел он руками.

– Ты, чемпион института?

– Я же говорю, Катя, – споткнулся, упал в воду. С каждым может случиться.

– Я просто не понимаю, почему ты так легко об этом говоришь! Не догнал! Мы же не в салочки играем, Мэлс! Каждый стиляга – потенциальный преступник. От саксофона до ножа – один шаг…

– Знаешь что, комиссар, – остановился он, – давай я лучше завтра рапорт напишу, шаг за шагом – как бежал, как упал, какой ногой споткнулся…

– Зачем ты так, – укоризненно сказала она. – Я же по-дружески…

Они пошли дальше. Катя глубоко вдохнула свежий воздух.

– Какой вечер!.. – Она повела опущенной рукой, будто невзначай коснулась его ладони, помедлила и робко сжала, испуганная собственной смелостью. – Помнишь этот вальс? – Она посмотрела в сторону танцверанды, где кружились одинаковые, как близнецы, темно-синие пары. – Пойдем потанцуем?

– Куда я мокрый-то? – засмеялся Мэлс.

– Ой, да, извини… Ну почему люди не хотят жить как все? – расстроенно сказала она. – Не переживай, найдем эту стиляжную подстилку, никуда не денется.

Они остановились у колонн центрального входа.

– До завтра, Мэлс.

– Пока, комиссар.

Она снова укоризненно качнула головой.

– До свидания, Катя, – улыбнулся он.

– До свидания, Мэлс… – Она все медлила с расставанием, напряженно выпрямившись, смотрела на него отчаянными глазами. Но вместо шага навстречу только порывисто, деревянным движением протянула ему руку, повернулась и, погасшая, одиноко побрела по улице в свою сторону.

Солнце яркими лучами било в окна. В комнате друг напротив друга симметрично стояли две железные кровати, две этажерки, два стола. На стене над кроватью Мэлса висели спортивные грамоты и красные ленты с надписями “Чемпиону…” и “Победителю…”, на стороне брата – дипломы конкурсов и портреты Бетховена и Шостаковича. Братья стояли напротив в голубых майках и траурных сатиновых трусах ниже колен, Мэлс приседал и наклонялся, размахивая тяжелыми гантелями, младший – Ким – пилил на скрипке бесконечные гаммы. Из двери смежной комнаты вышел отец в том же наряде, с деревянным стульчаком в руке и папиросой в зубах, безнадежно выглянул в коридор.

В бесконечном, уходящем в перспективу коридоре тянулась, упираясь в дверь туалета, длинная унылая очередь – каждый со своим стульчаком. Время от времени раздавался утробный рев низвергающейся из бачка воды, и счастливчик проскакивал в соседнюю дверь умывальника, освобождая место под солнцем следующему. В огромной кухне на десяти плитах помешивали ложками в кастрюлях сонные хозяйки в бесформенных халатах.

– Ким, давай что-нибудь повеселее! – крикнул Мэлс. – С ритма сбиваешь!

Ким улыбнулся и энергично взмахнул смычком. Под бодрую мелодию Мэлс быстрее замахал гантелями. Потом схватил свою трубу и присоединился. Они играли, глядя друг на друга, улыбаясь, и отец не выдержал, крякнул и, не выпуская папиросы изо рта, взвалил на колени гармонь, растянул меха и --">