Джон Сибрук - Культура маркетинга. Маркетинг культуры

фасадом суще-

ствует мир тех несчастных, которых полицейские тыкают

носом в грязный пол, надевая на них наручники, — жизнь, кото-

рую люди вроде меня видели только в сериале «Копы». Рэп, а в

особенности гангста-рэп, соединил в себе идеологию наживы

и расизм: фальшивую демонстрацию процветания и счастья

на Манхэттене и подлинные социальные проблемы обычных

людей. По крайней мере, в восьмидесятые годы на улицах было

много бездомных, словно напоминающих об ужасающей соци-

альной несправедливости в обществе, но теперь большую часть

их тоже «вычистили».

Возвращаясь к газете, я позволяю гангста-рэпу проникнуть

в меня, белого парня, и говорю: «Мужик, ты самый крутой, и ни

один из этих людей, здесь, в этом гребаном вагоне, не сможет

тебя поиметь, а если все же кто-то рискнет, то я всех уделаю. Вы

хоть знаете, мать вашу, кто я такой?».

Выйдя из метро на Тайм-сквер, я сунул плеер в карман кожа-

ной куртки, придерживая ее полу рукой, чтобы диск не «ска-

кал» при ходьбе. Снега на тротуаре не было, только тонкий, словно мел, налет инея, который всегда бывает в январе, — на

нем скользят подошвы. Воздух казался размытым из-за стран-

ного желтого сияния Тайм-сквер при дневном свете — смеси

9

солнца и рекламных огней, настоящего и искусственного. Это

и был цвет Шума. Шум (Buzz) — коллективный поток созна-

ния, «шумящий сумбур» Уильяма Джеймса, объективирован-

ная, бесформенная субстанция, в которой смешаны политика и

сплетни, искусство и порнография, добродетель и деньги, слава

героев и известность убийц. На Тайм-сквер можно почувство-

вать, как Шум проникает в твое сознание. И он меня успокаивал.

Я иногда останавливался здесь по дороге с работы или на работу, позволяя желтому сиянию проникнуть в мой мозг. В такие

моменты внешний мир и мир моего сознания становились еди-

ным целым.

Двигаясь по тротуару, я заметил, что все идущие навстречу

непременно бросают взгляд на большой телеэкран Panasonic Ast rovision на углу Тайм-сквер у меня за спиной. Я обернулся. На

экране я увидел президента Клинтона — подняв руку и задержи-

вая дыхание, он торжественно клялся на Конституции Соеди-

ненных Штатов Америки. Это был день его инаугурации. Черт, я совсем забыл, что сегодня такой важный день для страны.

Укрывшись от холодного ветра за телефонными будками на углу

Бродвея и Сорок третьей улицы, я смотрел церемонию, читая

слова клятвы президента по субтитрам внизу экрана.

Прямо под Клинтоном электронное табло индекса Доу-

Джон

са сообщало хорошие новости о ситуации в экономи-

ке. Над головой президента виднелась десятиметровая бутыл-

ка пива «Будвайзер», а еще выше — гигантская тарелка мака-

рон. Хорошее сочетание символов: деньги — внизу, в самом бо-

гатом слое почвы, дающем пищу культуре, государственная по-

литика, чья задача состоит не в том, чтобы быть лидером, а в том, чтобы развлекать и отвлекать, — в середине, а на самой верши-

не — продукт. Клинтон, похоже, вошел в эту систему абсолют-

но безболезненно. Здесь, на Тайм-сквер, в хаотичном слиянии

10

знаков и брендов — кока-кола, Дисней, MTV, «Звездные вой-

ны», Кельвин Клайн, — находящихся так близко друг к дру-

гу, словно это Лас-Вегас, наш лидер чувствовал себя очень уют-

но. Практически все отвлекались от дел, которые привели их на

Тайм-сквер, тут же останавливались и глядели не отрываясь на

огромное изображение только что переизбранного на второй

срок президента.

Завершив обряд, Клинтон подошел к трибуне, чтобы про-

изнести инаугурационную речь. Я остался стоять на том же

месте рядом с черным мужчиной в куртке «Оукленд Рэйдерс».

Я читал субтитры на экране, а в наушниках гремел похотливый

убийственный рэп в исполнении Би Ай Джи, и в мозгу у меня

возникла, накладываясь на изображение президента, картинка