Александр Николаевич Студитский - О великом ученом и атеисте

зубы. Наконец спрыгивает, хватает шестой, ящик и снова взбирается на вершину.

Цель близка. Рафаэль поводит носом, вдыхая запах яблока, в возбуждении вертит в руках ящик, словно раздумывая, что с ним делать, и решительно ставит его себе на голову.

Так стоит он несколько секунд, всей фигурой выражая недоумение: как же вышло, что ничего из его усилий не получилось!

— Бывало и со мной, — добродушно усмехается Павлов. — Решишь задачу, а с ответом не сходится. Что же тут раздумывать! Значит, неверно решил.

Рафаэль с остервенением кидает ящик вниз и прыгает с пирамиды, развалив все сооружение.

Несколько секунд он стоит неподвижно. Но снова хватает ящики, на этот раз прямо начиная с самого большого.

— Эта ассоциация уже у тебя образовалась, — шепчет Павлов. — Ну, думай дальше.

Рафаэль, нахмурясь, сердито сопя, строит свою пирамиду. Второй ящик он ставит на ребро. Ящик падает. Рафаэль поднимает его и ставит плашмя.

— Вот и вторая ассоциация, — приговаривает Павлов. — Ну, думай, думай!

Он возбуждается не меньше самого Рафаэля. Ему с удивительной ясностью представляется то, что происходит в голове обезьяны при решений задачи: волны возбуждения, бегущие к пищевому центру от всех центров, раздражаемых видом ящиков, ощущением от прикосновения к ним, движением работающих рук и ног.

«Да, да, временные связи, ассоциации, и ничего больше, — говорит себе Павлов. — Задача сложная и несомненно умственная: нужно поставить ящики именно под плодом, брать и ставить их правильно друг на друга — внизу большой, затем поменьше, и чтобы стояли прочно. Это настоящая научно-техническая задача. И все же в ее решении ничего, кроме ассоциаций, нет. Рафаэль „знает“, с чего нужно начинать — положим, с первого ящика. Это одна ассоциация, а рядом другая — ящик нужно поставить под самым плодом. А там третья, а там четвертая. Простейшее, элементарное мышление».

Да, это простейшее элементарное мышление. Первая ступень, зачаток сознания.

И эту ступень, этот зачаток сознания Иеркс и Келер пытаются изобразить в виде особого, специального процесса, который будто бы не имеет ничего общего с ассоциациями, то есть, на языке физиологии, с условными рефлексами.

Нет, господа, не выйдет! Сначала простейшие, потом более сложные, потом сложнейшие ассоциации — вот и все «мышление» обезьян. Механизм этого примитивного думания весь как на ладони. Во всем этом «мышлении» действительно ничего нет, кроме наших условных рефлексов и цепей этих ассоциаций.

Павлов стоит неподвижно, крепко держась пальцами за сетку вольеры. Рафаэль, неприязненно косясь на него, громоздит ящик за ящиком. Вот он, осторожно карабкаясь, поднимается на вершину пирамиды и разваливается на ней в полном изнеможении.

Отдых длится недолго — несколько секунд. Рафаэль вскакивает, тянется к яблоку, хватает и могучим прыжком перелетает на любимое место —. перекладину под потолком вольеры. Задача решена. Рафаэль получил вознаграждение за свой труд.

— Что же, отсюда можно понять, каким образом происходит мышление человека, о котором столько разговоров и столько пустой болтовни, — говорит в раздумье Павлов. — «Мышление» обезьяны — в ее поступках. Мы видим его своими глазами. В этом доказательство ее «разумности». А поступки показывают, что ничего в ее «разуме», кроме ассоциаций, правильных и неправильных, кроме комбинаций ассоциаций и неправильных комбинаций, нет. Успех обезьяны — в том, что у нее имеются руки, даже четыре руки — больше, чем у нас. Благодаря этому она имеет возможность вступать в очень сложные отношения с окружающими предметами. Вот почему у нее образуется масса ассоциаций, которых нет у других животных. И все же… — Павлов с улыбкой смотрит на Рафаэля, — до человека, господин Рафаэль, тебе далеко, — говорит он. — У нас, кроме разнообразия движения рук, имеется сложность движений речи. А по этой части, — Павлов качает головой, — ты совсем слаб. Слабее даже птицы — попугая.

Еще ступень — и на ней мышление человека.

В его основе те же временные связи, те же ассоциации, что у обезьяны и у собаки.

Но на этой основе — необозримо огромное здание человеческого сознания. Оно все целиком, без остатка, также состоит из временных связей, из ассоциаций. Но эти временные связи создаются не только сигналами от предметов, которые воспринимает обезьяна или собака, а и сигналами сигналов — словами.

Между обезьяной и человеком нет --">