Владимир Степанович Выговский - Огонь юного сердца

вниз к фашистам.

Раздался оглушительный взрыв, вздрогнула хатка и осела. Теперь моя очередь...

Война! Сколько она забрала от меня близких, дорогих людей!.. А сколько еще проглотит, ненасытное черное чудовище! Я приложил к виску пистолет, но вдруг в оконце показалась голова полицейского. Я выстрелил... Не попал. Выстрелил... Не попал. Опять выстрелил, и тот словно бык заревел и полетел вниз. «Патроны последние израсходовал. Что теперь делать?.. Что делать?..»

Вдруг что-то затрещало, запахло дымом. Подожгли... Языки пламени охватили соломенную кровлю. Начало гореть сено.

Эй! Слезай, пока не поздно!.. — кричали внизу.

Собаки проклятые! — крикнул я, задыхаясь от дыма. Огонь все приближался ко мне и приближался. На мне уже

начала тлеть одежда. Прижавшись к дымоходу, я пытался прикрыть лицо от огня.

Вдруг на поляне послышались выстрелы и прокатилось громкое партизанское «ура».

«Что это?.. Свои?..»

Да, свои! Вот все ближе и отчетливее слышны знакомые, родные голоса...

Не помню, как я выскочил из огня, как разыскал своего любимого командира и припал к его груди. Говорят, что я очень плакал. Но это ничего,— бывает такое, что и солдаты плачут на войне...

На поляне постепенно смолкала стрельба.

Партизаны, узнав о подвиге Хильчука, молча начали собираться на том месте, где он погиб.

Вдруг кто-то тихо и грустно запел:

На опушке леса

Старый дуб стоит,

А под этим дубом

Партизан лежит...

Песню подхватили все. И поплыла она над лесом, печальная и тяжелая, словно свинцовая туча:

Он лежит, не дышит,

Он как будто спит...

Золотые кудри

Ветер шевелит...

НОВЫЙ, 1944

Неожиданно быстро подкралась зима. Выпал глубокий снег. Налетел лютый мороз, и все вокруг в лесу как-то притихло, словно замерло. Казалось, что птицы и звери покинули этот бор и никогда больше сюда не вернутся.

А партизаны, наоборот, стали подвижнее, неспокойнее. С каждым днем все более радостными были сведения Совинформбюро. Красная Армия подошла совсем близко — уже взят Коростень!.. Еще день-два, и мы встретимся со своими. Каким-то сладостным волнением наполнились наши сердца. Не хотелось спать, часто выходили из землянок во двор и тихой морозной ночью смотрели туда, на восток, откуда доносилась канонада...

В конце декабря наша рота вышла из леса, чтобы блокировать дорогу Белокоровичи — Олевск. Но фашисты, словно предчувствуя это, пошли другими дорогами. Очень недовольны были партизаны: им не удалось «поздравить» гитлеровцев с Новым годом.

Как раз под Новый год мы встретились с Красной Армией. Невозможно рассказать, что тогда творилось. Обнимались, целовались, пели, плакали, смеялись, танцевали... Только я не принимал участия, так как накануне тяжело заболел и лежал в санях. Возле меня сидел армейский врач и все время заставлял глотать какие-то горькие таблетки. Он упрашивал меня ехать в госпиталь. Я не соглашался: очень уж не хотелось оставлять боевых друзей! Но утром пришлось покориться — состояние здоровья резко ухудшалось.

Однако я был счастлив. Я дождался прихода наших! Сколько я мечтал об этой встрече, сколько бессонных ночей пережил! Сколько горя пришлось испытать! Жаль только, что не дожили до этой встречи мои друзья: комиссар Левашов, Волошка, лейтенант Клименко, Владимир Никитич, немец-коммунист, который спас меня... Как бы мы теперь все вместе радовались!

Меня положили на носилки и понесли к санитарной машине. Подходили товарищи, прощались, желали скорого выздоровления.

Последним подошел Иван Федорович Филиппов, мой любимый командир. Он принес мне пистолет и трофейный бинокль.

—Возьми, сынок, на память, ты заслужил это. Не забывай нас. Поправишься, возвращайся опять в роту,— война еще не закончилась, борьба еще продолжается!

—Обязательно вернусь, Иван Федорович. Обязательно...

                                                                               КОНЕЦ

--">