Мэтт Хейг - Отец Рождество (трилогия)

Кристиинанкаупунки — находился во многих часах пути. Добраться до него было даже сложнее, чем выговорить название. А из развлечений — только церковь да витрина магазина игрушек.

— Папа! Смотри! Деревянный олень! — ахал Николас, прижимаясь носом к стеклу.

Или:

— Ой! Кукла-эльф!

Или:

— Ух ты! Фигурка короля!

А однажды он даже спросил:

— Можно мне игрушку?

И посмотрел на отца. На худом отцовском лице кустились густые брови, а кожа у него была грубее, чем у промокшего башмака.

— Ты знаешь, сколько они стоят? — спросил Джоэл.

— Нет, — ответил Николас.

Тогда отец поднял левую руку и растопырил пальцы, которых после несчастного случая с топором у него осталось всего четыре с половиной. Ох и крови тогда пролилось! Но не будем углубляться, у нас всё-таки рождественская история.

— Четыре с половиной монеты?

Отец сердито нахмурился.

— Нет. Нет. Пять. Пять монет! А пять монет за игрушечного эльфа — слишком большие деньги. На них целый дом можно купить!

— Я думал, дом стоит сотню монет. Разве нет, папа?

— Не умничай, Николас.

— Ты же сам говорил, что умным быть хорошо?

— Но не сейчас, — проворчал отец. — Да и зачем тебе кукла-эльф? У тебя уже есть кукла из репки, которую сделала тебе мать. Ты что же, не можешь вообразить, будто репка похожа на эльфа?

— Конечно, могу, папа, — сказал Николас, которому очень не хотелось расстраивать отца.

— Не волнуйся, сынок, — смягчился Джоэл. — Я буду усердно трудиться и однажды стану таким богатым, что ты сможешь купить все игрушки, какие захочешь. И у нас будет настоящий дом, и собственная карета, на которой мы будем ездить в город, как король и принц!

— Папа, ты только не работай слишком много, — взволнованно сказал Николас. — Играть ведь тоже когда-нибудь нужно. А мне довольно и моей куклы из репки.

Но папе приходилось много работать. Он рубил деревья каждый день с утра и до вечера — приступал к работе с первыми лучами солнца и до заката не выпускал топор из рук.

— Беда в том, что мы живём в Финляндии, — объяснил отец Николасу в тот день, когда началась наша история.

— А разве не все живут в Финляндии? — спросил Николас.

Они направлялись в лес и как раз проходили мимо старого каменного колодца, на который старались не смотреть. Легкий снежок припорошил землю. Джоэл нёс за спиной топор, и лезвие блестело в лучах холодного утреннего солнца.

— Нет, — сказал Джоэл. — Некоторые живут в Швеции. А ещё человек семь — в Норвегии. Может, даже восемь. Мир большой.

— Так почему же плохо, что мы живём в Финляндии, папа?

— Деревья, — коротко ответил Джоэл.

— Деревья? Я думал, тебе нравятся деревья. Потому-то ты их и рубишь.

— Но здесь они растут на каждом шагу. Вот за них и платят сущие… — Джоэл остановился и заозирался.

— Что такое, папа?

— Кажется, я что-то слышал.

Но вокруг были только берёзы, сосны, кустарник и вереск. Да красногрудая птаха сидела на ветке.

— Послышалось, — неуверенно пробормотал Джоэл.

Окинув взглядом вековую сосну, он положил руку на грубую кору.

— Вот эту.

Отец заработал топором, а Николас принялся искать ягоды и грибы.

В его корзинке сиротливо болтался один-единственный гриб, когда вдалеке мальчик заприметил какого-то зверя. Николас любил животных, но чаще всего ему попадались птицы, мыши и кролики. Иногда он замечал среди деревьев лося.

Но этот зверь был крупнее и сильнее.

Медведь. Огромный бурый медведь, раза в три выше Николаса, стоял на задних лапах, а передними сноровисто закидывал ягоды в пасть. Сердце Николаса подпрыгнуло от волнения. Он решил подобраться поближе.

Николас осторожно крался вперёд, пока не подошёл совсем близко.

Я знаю этого медведя!

К несчастью, Николас признал в медведе старого знакомого как раз в тот миг, когда наступил на сухую ветку, и та оглушительно треснула у него под ногой. Медведь вскинул голову и уставился прямо на мальчика.

Николас почувствовал, как кто-то крепко схватил его за руку. Обернувшись, он увидел отца.