Анелюс Минович Маркявичюс - Призраки подземелья

в портфеле. Не из стекла. Наверное, что-то железное. Может быть, пистолет. Или какие-нибудь отмычки.

Снова загорелся огонек спички. Видно, незнакомцы искали портфель. Потом наступила темнота и послышались шаги. Преступники (а в том, что это преступники, ребята уже не сомневались) пошли к выходу.

Как только две фигуры — долговязая и поменьше — мелькнули в воротах, мальчики вскочили на ноги. От волнения, а может, и от страха Ромас едва не забыл о своем портфеле. К счастью, он сам подвернулся под ноги.

Десяток метров до ворот приятели прошли почему-то на цыпочках. Выйдя на улицу, оглядевшись и нигде не обнаружив незнакомцев, мальчики бросились бежать. Только у ярко освещенного подъезда кинотеатра, откуда как раз выходили люди и где стоял милиционер, запыхавшиеся Ромас и Йонас остановились.

— Что же теперь делать? — в отчаянии спросил Йонас.

Его друг пожал плечами.

— Может быть… заявить в милицию? — неуверенно предложил он.

— Конечно! — горячо поддержал Йонас. — Мы все расскажем, и их найдут. Знаешь, как милиция здорово ищет всяких бандитов. Вот я читал в «Огоньке»…

Йонас осекся, изумленно глядя на товарища.

— Что с тобой?!

Ромас был бледен. Он поднял портфель высоко, до уровня глаз, и рука мальчика дрожала.

— Что с портфелем? — едва выговорил он.

— Портфель как портфель. — Йонас не понимал перемены, происшедшей с другом.

— Он стал поменьше… И кожа потрескалась. И монограмма отлетела… И, и, и… Он почему-то легче?!

И вдруг Ромас догадался:

— Это не мой портфель.

Мальчик быстро щелкнул замком и отбросил крышку. В портфеле не было ни тапочек, ни ракеток, ни мячей. Ромас вытащил оттуда какие-то бумаги, свернутые в трубку.

Никогда в жизни ни ему, ни Йонасу не доводилось видеть такие странные бумаги. Толстые, почти как ватманские, желтые, с пятнами и разводами листы были исписаны выцветшими чернилами. Рукопись была помята, неровные страницы оборваны.

— Что тут написано? — заторопил приятеля Йонас. — Прочитай поскорее.

Легко сказать: «прочитай»! Буквы были знакомые, как в родном литовском языке и в немецком, который мальчики учили в школе, а слова, складывавшиеся из них, получались нелепыми и непонятными.

— Наверное, это по-английски, — почему-то оглянувшись, прошептал Йонас. — Шпионы всегда пишут по-английски.

— Какие шпионы! — раздраженно возразил Ромас. — С чего бы это они стали писать на такой рваной бумаге и зачем им нужен был мой портфель!

Но Йонасу все уже было ясно. За шпионами наверняка следили, и они, чтобы избавиться от портфеля, схватили Ромасов, а свой оставили. Бумага эта не простая, а какая-то секретная: пишешь одно, а получается совсем другое — он, Йонас, где-то об этом читал.

— Перестань болтать, — попросил Ромас. — Они бы просто выбросили портфель…

— Ладно, — не унимался Йонас. — Тогда скажи, что здесь написано и на каком языке?

Ромас снова принялся рассматривать рукопись. Хотя бы одно знакомое слово!

— Идем домой, — буркнул Ромас.

Тайник в крыжовнике

На следующий день вся компания собралась у каменной ограды школы. Только Ромас запаздывал — мать послала его за молоком, — и центром общего внимания стал Йонас.

Волнуясь почти так же, как вчера вечером, он рассказывал:

— Может быть, они, конечно, и не шпионы. Но очень подозрительные. Мы это сразу поняли. Про какие-то сокровища, бриллианты говорят. Оба вооруженные, один с пистолетом в кармане, конечно. У другого финский нож припрятан. Сперва мы, правда, перепугались: слышу, Ромас стучит зубами. Я его толк локтем: «Держись, говорю, не выдавай себя, может, что-нибудь услышим. А придется, так будем драться до последнего…»

— А не ты ли зубами стучал? — ехидно спросил Симас.

— Больше мне делать нечего! — огрызнулся Йонас. — Я бы им как дал!..

Задыхаясь, подбежал Ромас. Пола его куртки оттопыривалась. Под ней было что-то спрятано.

— Пошли к нам в сад, — предложил Симас. — Там есть такое укромное место, никто не увидит, никто не услышит. Вечером там отец с соседями в шашки играет, а днем пусто.

Ребята отправились к Симасу. В саду, в зарослях жимолости была устроена небольшая беседка. Со всех сторон ее густо обвивал плющ. Полз вверх тугой хмель, цеплялись за подпорки буйные пряди фасоли. Чуть подальше стояли пышные яблони.