Эмилия Борисовна Александрова - Искатели необычайных автографов

понятиях? — проворчал толстый.

— А что толку в воображаемых художественных образах?

Толстый отвечал, что на воображаемых, иначе говоря, вымышленных художественных образах основаны произведения искусства. Но что может быть основано на воображаемой точке?

— Что? — выкрикнул длинный, сверкая острыми птичьими глазками. — На воображаемой точке, если хотите знать, построена прекраснейшая из всех наук мира — математика!

Слова его произвели на толстого неожиданно сильное впечатление.

— Удивительно! — произнес он, уставясь на длинного так, словно только теперь увидел его по-настоящему. — Первый раз в жизни мне пришло в голову, что искусство и наука не такие уж противоположности. Есть между ними и кое-что общее.

Длинный тоже взглянул на него с интересом.

— Любопытная мысль. Впрочем, — добавил он, заметив, что толстый так и вспыхнул от удовольствия, — погодите радоваться. Мысль любопытная, но… неправильная. Что там ни говори, стихи так и остаются стихами, а математика — это МАТЕМАТИКА! Просто ничто на свете не обходится без воображения.

— Что верно, то верно, — горячо поддержал его толстяк. — Я, например, без воображения как без ног.

— Вы хотели сказать — как без рук?

— Нет, нет, именно без ног. Ноги играют в моей жизни особую роль. Я путешественник.

— Это я уже успел заметить, — съязвил длинный.

— Боюсь, вы меня не поняли, — снисходительно пояснил толстый. — Я путешественник не обычный. У меня совсем особые маршруты. Сегодня мне взбредет в голову завернуть в средневековую Италию, а завтра я уже в Древнем Египте.

— Что вы говорите! — подскочил длинный. — До сих пор я думал, что такие прогулки совершает только один человек в мире: я сам.

— Как?! — в свою очередь изумился толстый. — Вы тоже путешествуете по разным эпохам?

— Клянусь решетом Эратосфена! Вот уже несколько лет я кочую из века в век, из страны в страну и собираю автографы великих людей.

— Друг мой! — возопил толстяк, раскинув короткие ручки. — Обнимите меня, ибо перед вами коллега и единомышленник!

Тут, выражаясь языком старинных романов, недавние враги пали друг другу в объятья и хлопали один другого по спине, пока не вспомнили, что не успели как следует познакомиться. Длинный с готовностью протянул толстому руку и хотел уже назвать себя, но новоявленный друг зажал ему рот ладонью: представляться в таком виде? Да за кого его принимают!

Он бросился к рюкзаку, достал бритвенный прибор и молниеносно побрился. Затем он выудил из тех же бездонных недр широкий клетчатый галстук, аккуратно повязал его прямо на голую шею и, слегка наклонив голову к правому плечу, медленно двинулся к длинному с улыбкой, исполненной почтения и достоинства, — ни дать ни взять иностранный посол на приеме у английской королевы.

Длинный приготовился к знаменательному событию по-своему. Бриться он не стал, зато из нагрудного кармана его рубашки торчала теперь логарифмическая линейка, заменявшая ему парадную форму одежды во всех случаях жизни. Путешественники торжественно пожали друг другу руки.

— Матвей Матвеевич Матвеев, — сказал длинный отрывисто.

— Очень рад! — любезно ответствовал толстый. — Филарет Филаретович Филаретов.

— Гм, — хмыкнул длинный, — имя у вас редкое, но очень уж пространное. Предпочитаю краткие обозначения. Что вы скажете, если я буду называть вас Фи́ло?

— Фило, Фило… — повторил толстый. — По-моему, неплохо. Но тогда разрешите и мне называть вас Ма́те.

— Не возражаю. Мате… В этом есть намек на мое увлечение. Ведь я в душе ма́те-матик!

— Да и я в душе фи́ло-лог, — засмеялся толстый. — Фило́лог, иначе — любитель словесности, а заодно и прочих искусств. И значит, вместе мы…

— Фи-ло-ма-ти-ки! — закончили оба и принялись отплясывать диковинный танец из репертуара племени ньям-ньям.

Встреча с далеко идущими последствиями

— Клянусь решетом Эратосфена, это замечательно! — воскликнул Мате, когда оба они, обессилев, повалились на песок. — Охотитесь, стало быть, за поэтами и художниками?

— Не без того! А вы — за математиками и астрономами?

— Не без этого.

— Это хорошо-о-о!

Но Мате помрачнел и сказал, что это не очень хорошо: ведь у каждого из них свои планы, и скоро… скоро им придется разойтись в разные стороны. Фило чуть не заплакал от огорчения. Встретиться, чтобы расстаться? Нет, он этого не переживет!

— --">