Лидия Алексеевна Чарская - Некрасивая

удержать ее…

Но и не возможно, с другой стороны, сидеть так долго, скорчившись на ступеньке, со спущенными вниз ногами и удерживать одной рукой четырнадцатилетнюю хотя бы и худенькую и тщедушную девочку, какой была Незабудка.

Я уже с ужасом подумала о том, что ночь длится бесконечно и что первый человек, который явится сюда, чтобы тушить газ в коридоре, ламповщик, не придет ранее пяти часов утра.

Вдруг я ощутила, что все тело Незабудки как-то дрогнуло, вытянулось и бессильно повисло на моей руке… В ту же минуту я почувствовала что тяжестью этого тела меня тянет вниз… С неудержимой силой… Еще минута и я соскользнув со ступени, очутилась над провалом, имея единственной точкой опоры мою правую руку, казалось слившуюся в одно со столбиком перил…

Боже Великий! Теперь наша гибель была уже несомненна… Я поняла это сразу в ту секунду, когда колючие искорки напряжения забегали от локтя к пальцам, и плечо начало заметно и быстро неметь…

С тяжелой ношей, на одной руке, держась на другой, висела я над пролетом…

Мои мысли начинали путаться… Мое сердце теперь билось тяжелыми гулкими ударами, ледяной пот градом катился по лицу… Так вот они каковы, должны быть последние минуты жизни!

Сколько их вынесет еще моя затекшая рука?.. Все тяжелее и тяжелее становится Незабудка! О, если бы удалось спасти ее, только ее… Но, сладкая мечта так и останется мечтой… Никто не войдет сюда ранее пяти часов… А рука еще больше немеет… дрожит… Сейчас… Сейчас выпустит она спасительный столбик… Что ж, так и надо! Так и должно быть! Значит, так указано самим Богом! Милый мой папа, скоро, скоро теперь я увижу тебя!

И вдруг мне показалось, что у меня вырастают крылья за спиной… Что пролет лестницы наполняется розовым туманом и я закрываю глаза…

Сейчас! Сейчас — конец… Я широко раскрываю взор… Смотрю вниз… На площадке четвертого этажа я вижу бледные, встревоженные лица… Передо мной мелькает испуганное, как мел белое, лицо Аннибал, округлившиеся от ужаса глаза Мурки, панический страх в лице Строевой и искаженные черты Феи…

«Это сон! Сон! Я вижу их всех во сне» — шепчет мне уже притупившееся сознание и в тот же миг последние силы покидают меня. — Смерть! — быстрым вихрем проносится в моей голове… Моя рука слабеет… Я судорожно прижимаю другой к своему телу худенькое тело Незабудки… Мои пальцы разжимаются… Те, что держались за столбик, перил и… В глаза мои заглядывает ужас последнего мгновения. Это смерть.

У неё, у моей смерти было бледное без кровинки лицо, округленные ужасом глаза и сильные руки… Этими сильными руками она схватила мои плечи… Потянула к себе и в тот же миг я не выпуская из рук Незабудку почувствовала прикосновение чего-то холодного к моей спине, плечам и босым ногам…

— Воды! Воды и мокрых полотенец! — приказывал чей-то повелительный шепот, и опять, то же лицо смерти, но уже менее похожее на смерть, а на кого-то знакомого мне, много раз виденного человека, склонилось надо мной…

— Дитя мое! Выпустите вашу ношу, вам будет легче, — услышала я мягкий голос надо мной.

Я взглянула опять усталыми глазами вокруг себя… Все знакомые, все те же на смерть перепуганные лица Мурка… Фея… Строева… Аннибал… И она спасительница наша моя и Незабудки, Лидия Павловна Студнева, успевшая в самый момент падения подхватить меня…

Но об этом я узнала уже позднее, а пока я плохо соображала, что случилось со мной. Какая-то суета… Те же испуганные милые лица и новое прикосновение чего-то мокрого и холодного к моим плечам, затекшим рукам и голове. На минуту мелькнула четкая, вполне сознательная мысль.

«Не испугали бы они Незабудку!»

И я тотчас же высказала ее в слух:

— Не разбудите ее… Она — лунатик. Берегитесь ее испугать… И скорее ее в спальню, и не пускайте сюда больше… Второй раз мне ее будет уже не спасти… Ни капли силы в руках не осталось… Не спасти…

И с этим последним словом я лишилась сознания…

Глава XX Я — героиня

Мой обморок перешел в сон и этот сон был сладок и приятен. Я грезила странными видениями, казавшимися продолжением недавней действительности. Я видела себя летающей над бездной с сильными крыльями за спиной в каком-то розовом облаке и кто-то певуче, как музыка шептал надо мной:

— О, как хороша ты теперь Ло! Как чиста твоя душа, давшая тебе возможность подняться так высоко, — прости же прости, милая великодушная Ло, за нанесенные тебе --">