Клавдия Владимировна Лукашевич - Старый камердинер

один… Страшно стало….

— Вы успокойтесь, Иван Денисыч… Молитесь Богу: вам легче станет…

— Не может быть легче!..

Больной задумался… Глаза его, испуганные, дикие, смотрели куда-то в даль. Он заговорил тихо, жалобно, перерывающимся голосом:

— Какую жизнь я прожил!.. Какую жалкую, ничтожную жизнь… Никто не помянет добром.

— А вы не думайте о жизни-то… Молитесь Богу, голубчик вы мой!.. Легче будет, прервал его Осип.

— Дай вылить душу, Ильич!.. Слушай!. Я никому ничего не сделал хорошего, а погубил многих, многих… Страшно вспомнить… Тебя погубил… твоих…

— Иван Денисыч, разве забыли вы? Господь разбойника покаявшегося простил и вас простить…

— Нет… Выслушай, Ильич!.. Скорее бы батюшка пришел!..

В это время в узенькое окно острожной больницы заглянул ранний рассвет весеннего утра и осветил убогую обстановку. В дверь вошли священник и доктор.

Больной оживился, даже приподнялся на постели…

— Батюшка!.. хочу покаяться перед смертью… Этот старик не виноват… Я его сгубил… Он всю жизнь был честный… Я все вам скажу.

Осип закрыл лицо руками и заплакал… Священник сделал знак рукою, чтобы все ушли, и остался с больным один.

Вскоре батюшка вышел. Он видел, что в больничном коридоре сидит старик и весь трясется от беззвучных рыданий. Священник подошел к нему и ласково, положив на его голову руку, проговорил:

— Я все сделаю для того, чтобы ты был оправдан.

Старик упал на колени. Перед ним вдали мелькала свобода, родина, Дуняша, бедная, одинокая…

В тот же день Иван Денисович умерь на руках у Осипа. Осип принял его последний вздох, утешал его, благословлял и плакал над ним… И на душе у старика было светло и радостно.

____________

В один из теплых весенних дней, между зеленеющими полями озимых всходов, по дорожке плелся странник. Сгорбленный, дряхлый, с котомкой и котелком за плечами, он еле передвигал ноги. То посидит странник, то остановится, опять пойдет, глядит кругом, крестится; по старческому лицу текут слезы.

Был уже вечер, когда странник доплелся до маленькой деревушки.

Около ворот его встретил беловолосый мальчуган, залаяли собаки, Мальчуган бежал с ведром к реке, сверкавшей вдали.

— Стой, парнишка! Не знаешь ли, где живет Дуняша Осипова? — остановил старик мальчика.

Мальчик широко раскрыл глаза и посмотрел на старика с удивлением.

— Кака-така Дуняша? Не ведаю.

— Такая беленькая, глаза голубенькие, сиротка?

— А-а-а, это Дунька!.. У нее дедка арестант. Знаю. Она нянькой у Ефима-кузнеца. Вон там на краю.

Мальчик указал рукой на последнюю избу.

Через минуту старик стучал под окном этой избы. Из избы вышли две женщины: одна молодая, красивая, в повойнике, другая, с ребенком на руках, — худенькая, бледная, бедно одетая, с белокурою косой.

— Старичок милостынку просит, сказала вторая.

— Нет… нет… Дунюшка! — тихо проговорил старик и опустился на скамью, что была под окном.

— Дедынька, желанный! ты ли!? Да как же!.. Ох, не верится! — выкрикнула девушка и, передав ребенка молодухе, бросилась к старику и припала к его ногам.

— Дедынька, родненький!.. Как же ты вернулся? Какое мне счастье! Пришел… Глаза не верят… плакала и причитала девушка.

— Вернули меня, дитятко… Неповинен я. Бог правду видит… Милая, рад я… Доплелся… Не помню, что и говорю… Дунюшка!

Кругом стал собираться народ. Из толпы выдвинулся седой маленький старичок.

— Осип Ильич! кум дорогой! Добро пожаловать! — проговорил он и протянул руку.

— Признал, Степан Васильич! Состарился. Десять лет в Сибири я горе-горевал… Отпустили… Невиновен был… Ошибка вышла… Приплелся на родине умереть.

— Зачем умирать! Мы тебе хатку отведем и живи около нас. Теперь полегче жить. Воля-матушка пришла.

— Наслышан про нее, зорьку ясную. С Дунюшкой дайте век скоротать!.. Отдохну после горя лютого… Еще поработаем… Спаси вас, православные!

Старик кланялся на все четыре стороны, плакал умиленными слезами, а около него сияло счастием и радостью худенькое лицо белокурой девушки.

--">