Януш Корчак - Лето в Михалувке

так мешать ребятам, как мешают им мать, отец, бабушка, тетя или гувернантка в богатой семье, — ему просто не хватило бы времени на все замечания, советы и увещевания. Поэтому детям в колонии веселее, чем их богатым сверстникам на роскошных курортах, где каждому малышу не дают веселиться столько взрослых.

Вот по соседним рельсам с грохотом пронесся поезд. Все испугались, отскочили от окон, а потом так и покатились со смеху.

Кто-то уронил на пол бутерброд — снова радость!

— Ой, какая маленькая лошадка! — кричат ребята, и все бросаются к окнам, чтобы взглянуть на диковинку.

А это обыкновенная большая лошадь, только она стоит вдалеке, на лугу, и поэтому кажется маленькой. Ребята понимают свою ошибку, когда видят далеко-далеко в поле маленьких человечков и маленькие домики.

Остановка. Ребята поют и машут платками.

Звенит смех, волшебный смех, который излечивает вернее самых дорогих лекарств и воспитывает лучше самого умного педагога.

— Сдавайте почтовые открытки и деньги! Первый по списку Гуркевич. Сколько у тебя открыток?

Гуркевич отдает на хранение десять грошей и четыре открытки. На этих открытках он будет раз в неделю писать родителям, что он здоров и хорошо проводит время.

У братьев Круков вместе двадцать грошей. Каждый получил на дорогу по четыре гроша от родителей и по шесть от дедушки.

— Скажите, пожалуйста, господин воспитатель, ведь, правда, картошка растет в земле?

— Конечно. А что?

— Да вот он показал мне в окно какие-то листья и говорит, что это картошка. А ведь картошка растет в земле — значит, ее не видно.

— Скоро сами увидите, как растет картошка, — теперь некогда. Фридман, сколько у тебя открыток?

— Только две. Папа с мамой сказали, что довольно и двух. А денег совсем нет.

Фридман солгал: он утаил монетку в четыре гроша, которую ему дал на прощание старший брат.

Отец Фридмана много путешествовал: был в Париже, в Лондоне, даже собирался в Америку. Но нигде он не нашел счастья и снова вернулся на родину, где много-много булок должен испечь для других, чтобы заработать на буханку хлеба для своих ребят.

И трудно сказать, в каком из больших городов маленький сын пекаря научился не доверять людям и никому не отдавать на хранение медных монеток в четыре гроша. Только несколько дней спустя он принес воспитателю свое скромное достояние, а потом время от времени спрашивал: «Ведь мои четыре гроша у вас, правда?»

— Далеко еще? — спрашивают дети. Они торопятся в лес, на реку, в поле — ведь те, кто побывал уже в колонии в прошлом году, рассказывают чудеса.

Говорят, в колонии есть большая веранда; что бы это такое могло быть — веранда? На всех, на сто пятьдесят ребят, там только четыре комнаты, — какие же это должны быть громадные залы!

Мы проезжаем по мосту. Этот мост совсем не похож на тот, что соединяет Прагу с Варшавой(1). Этот мост красивее, гораздо красивее. — (1) Прага — предместье Варшавы, расположенное на правом берегу Вислы. —

— Ребята, выходим! Мешок, шапку никто не забыл?

— Никто! — отвечают ребята хором.

На вокзале нас уже ждут двенадцать телег, устланных соломой и сеном.

— Осторожнее на телегах, смотрите, чтобы у кого-нибудь нога в колесо не попала!

— Я послежу, господин воспитатель.

— Ладно. Поехали!

Солнышко весело встречает бледных ребятишек. Спасибо тебе, доброе солнышко, и зеленый лес, и веселая лужайка! Спасибо вам, крестьянские дети, за то, что выбегаете из своих хат и приветствуете улыбкой наши устланные сеном телеги!

— Далеко еще, господин воспитатель?

— Ой, вон наш лес чернеется. Уже и поляну видно!

А вот и мельница, и дома, и, наконец, колония!..

— Ура! Да здравствует колония Михалувка!

Значит, вот она какая, веранда?

Ребята выпивают по кружке молока и — за работу.

Моются с дороги, одевают белые колонистские костюмы. Больше всего их смешат забавные полотняные шапки, похожие на поварские колпаки. Теперь все выглядят одинаково. Малыши гордятся своими штанами с помочами.

— Господин воспитатель, а когда нам дадут носовые платки?

— Платки — завтра, а теперь сложите свою одежду в мешки, мешки за спину — и марш на склад! Раз, два, левой! Там спрячут ваши мешки на четыре недели.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Левек Рехтлебен тоскует. Левек Рехтлебен плачет

Все так странно и ново, все так не похоже ни на Гусью, ни на Крахмальную, ни на Драконову улицу…

Одноэтажный дом в --">