Владимир Николаевич Грусланов , Михаил Павлович Лободин - По дорогам прошлого

удобряли ее. Затем сажали на этих клочках искусственной почвы молодые деревца.

Проходили годы, деревья разрастались и превращались в настоящие висячие сады. В сады, которые как бы висели над домами, карабкающимися по склонам гор.

Сады на малейших уступах скал. Сады на крышах домов, стены которых обвиты сплошным зеленым ковром плюща с пятиугольными листочками. Эти листочки напоминали маленькую руку с пятью пальцами, руку человека, создавшего все эти сады. Таким представился Измайлову турецкий город Ризе.

Пока с моря высаживалась кавалерия, берегом подошла пехота. Она соединилась с кавалеристами и после упорного боя заняла Ризе. Вместе с казачьим полком в город вошел разведчик Владимир Измайлов.

Здесь он пробыл недолго и вскоре вместе с полком попал на левый фланг фронта, где в то время шли тяжелые бои.

Все лето, осень и часть зимы он провел в горах, охраняя то, что на языке военных называлось линией русских войск. В действительности это была не линия, а беспорядочно разбросанная по взгорью сеть небольших окопчиков на три, четыре, а то и еще меньшее количество солдат. Сложенные из каменных глыб, они лепились по уступам гор то по два-три рядом, то один над другим, насколько мог охватить глаз.

В середине ноября в сражении с курдами Измайлов был ранен в ногу. Разведчика доставили в госпиталь, в Трапезунд.

Рана оказалась легкой, заживала быстро. Измайлова собирались уже выписать из госпиталя, но… пришла беда, берегись, солдат. Его свалил брюшной тиф, и разведчик пролежал в госпитале еще чуть ли не месяц.

Проходили дни. Здоровье Измайлова улучшалось, возвращались утраченные силы, на душе становилось веселее. Он окреп, свободно ходил по палате. Останавливаясь то у одной, то у другой койки, Измайлов разговаривал с такими же, как сам, больными и ранеными солдатами, балагурил с ними, играл на гармошке, напевал вполголоса песню о том, как «во малиновом садочке краса-девица жила».

Солдаты просили его спеть что-нибудь погромче, но Измайлов отнекивался: куда, мол, ему. Вот послушать, как поют другие, — это он с удовольствием.

Товарищи заметили, что Измайлов последние дни задерживается дольше обычного возле небольшого зеркальца на стене в палате. После бритья он подолгу разглаживает коротко остриженные под машинку волосы и как бы изучает свое лицо, то приподнимая, то опуская брови, будто актер.

«Готовится к чему, что ли?» — удивлялись наиболее любопытные.

— В актеры метит, — говорил сосед по конке.

— А может, в анархисты-террористы, — посмеялся матрос-черноморец с забинтованной до предплечья правой рукой.

Измайлов заметно для всех начал прихорашиваться, вытащил из тумбочки и прикрепил к больничной рубашке георгиевский крест.

Все в палате знали: это уже вторая награда за отвагу в бою. Молодой разведчик заменил убитого командира и повел солдат в атаку. Все закончилось захватом важной позиции.

— Не завелась ли у тебя краля среди сестричек? Ишь как стараешься! — высказывал догадку моряк-черноморец.

По госпиталю ходил слух о скорой отправке больных в Россию, в Батум. Поговаривали о командах выздоравливающих, о посылке вновь на фронт.

— Так и будут гонять, покуда не убьют, — говорил обросший густой, черной как смоль бородой выздоравливающий воин. — Чего солдата, серую шинель, жалеть!

— Кто кровь проливает на войне, а кто барыши считает в тылу! — послышался озлобленный голос с другой койки.

Там лежал худой, измученный болезнями солдат лет сорока. Он перенес тиф, много дней почти ничего не ел и совсем ослаб. Только глаза хранили следы жизни.

* * *

Третий год шла война с Германией Вильгельма II и ее союзниками: Австро-Венгрией, Турцией и другими державами. Солдаты находились в окопах с тысяча девятьсот четырнадцатого года. Они устали воевать, хотели домой, к семьям.

— Нет, братцы! — сказал, озираясь, чтобы кто не подслушал, бородатый солдат с простреленной рукой в гипсовой повязке. — С меня уже вояки не будет. Разобрался я что к чему, хоть и малограмотный. Кому нужна война? Мне?.. Или тебе?.. — он ткнул здоровой рукой в грудь Измайлова.

Солдат сидел на койке в углу палаты и кистью здоровой руки поглаживал другую, забинтованную.

— Известно, мужику да рабочему человеку война не нужна! — согласился с ним сосед Измайлова.

Однажды, в самый разгар оживленной дискуссии о том, долго ли еще продлится эта проклятая война, больные солдаты --">