Анатолий Иванович Мошковский - Злюка

замечательных птиц.

Ничего не скажешь — знал, что́ покупал этот пропойца! И зачем только погорячился, как будто не мог взять с жердочки другую птицу…

Продал такого голубя!.. Такого голубя — вот дурачина!

И Сережа почувствовал, как что-то дорогое и привычное ушло из его жизни, и на душе стало как-то пусто и странно.

— Да ты что, ошалел — семьдесят пять? — возмущался покупатель и уходил.

— Хорошо, шестьдесят как отдать! — летело ему вслед.

— Давай, душа из тебя вон!

И на глазах у опешившего Сережки Злюка перекочевал в руки нового хозяина, парня в кепке с выпущенным из-под козырька чубом. Купив голубя, парень неспешно пошел по рынку, обходя клетки с красночистыми и желтыми голубями, поглядывая на садки с белыми почтовыми и бельгийскими.

— Эй, приятель, — обратился к нему мужчина в треухе, — давай меняться: я тебе венского, а ты мне своего…

— А в придачу что? — сузил глаза парень с чубом.

— Ладно, бери пятерку! — Мужчина в треухе махнул рукой и полез за деньгами.

— И тебя в придачу не возьму! — засмеялся парень.

Сережка окончательно пал духом. Он уныло плелся по рынку, не отступая ни на шаг от нового владельца Злюки. «Черт с ним, с этим пестрым китайским голубем приятеля! — думал он. — Еще неизвестно, как он себя покажет в воздухе, а тут такое теряешь!» И такая вдруг тоска взяла Сережку, точно не голубя, а себя по дешевке продал.

— Эй, браток, загони-ка птицу! — сказал кто-то парню.

— Не продается, — ответил тот.

— А ты не спеши отказываться… Семь гривен отвалю…

— За такую птицу семь гривен? — возмутился парень. — Да ты посмотри, какая у него кокарда, а ты семь гривен!

«А ведь и правда, какая у него кокарда! Как я раньше ее не замечал! — подумал Сережка. — Не купить ли мне его обратно? А вдруг сто рублей попросит?»

Сережка, трясясь от озноба, лихорадочно стал шарить по карманам, словно надеялся отыскать в них завалявшуюся сторублевку. Но, кроме засаленной чужой пятидесятки и складного ножа с семью лезвиями, в карманах ничего не было. «Эхма!» — горестно вздохнул Сережка, глядя на ножик, и вдруг решительно пошел в ту часть рынка, где продавали рыболовные принадлежности.

— Ножичек, кому ножичек! — отчаянно, со слезами в голосе закричал он, подбрасывая на замерзшей ладошке свое сокровище. — А ну, кому ножичек!

Ему уже было все равно. Он знал только одно: нужно выкупить Злюку, пока парень с чубом не ушел с рынка.

— Ножичек, кому ножичек! — осипшим, безнадежным голосом предлагал он всем встречным.

Ножик у Сережки купили за двадцать пять рублей. Теперь у него было семьдесят пять, но отдаст ли новый хозяин птицу за эти деньги? Оставалась еще самописка, которую он тут же продал за десятку.

Парня с чубом Сережка нашел у самого выхода. Вокруг него стояли человек пять и о чем-то спорили. Злюка переходил из рук в руки, и сердце у Сережки сильно билось.

— Восемьдесят целковых — эк, загнул! — качал головой пожилой покупатель в овчинном полушубке.

— Такая птица все сто стоит, — подзадоривали другие.

— Бери, чего думать!

— Дяденька, — выдохнул Сережка, сжимая деньги в кармане, — даю девяносто!

И сразу все похолодело внутри: ведь у него только восемьдесят пять! Покупатели удивленно покосились на него.

— Это кто девяносто дает? — строго спросил хозяин.

Сережка протискался к нему.

— Ты, что ли? А деньги есть?

Сережка протянул ему ворох денег, зажатых в кулаке, и дрожащими пальцами обхватил Злюку.

— Погоди, погоди! — сказал парень, пересчитывая деньги. — Давай обратно голубя. Здесь всего восемьдесят пять.

— Дяденька! — заплакал Сережка, прижимая голубя. — Больше ни копейки! Помереть мне на этом месте — больше ни гроша! Бери с меня шапку…

— Ну ладно уж, бог с тобой, — сказал парень.

А Сережка, смахнув слезы, на глазах у ошеломленных покупателей бросил голубя в небо.

— Ты что наделал?

— Вот дуралей!

— Теперь пиши пропало! — зазвенели вокруг голоса.

Но Сережка не слушал их. На ходу запахивая пальтишко, он побежал к трамвайной остановке. Денег на проезд у него не было, и он ехал домой зайцем. Но и ежеминутное ожидание контролера не могло омрачить его радости.

--">