Альберт Анатольевич Лиханов - Мальчик, которому не больно

книги «Мальчик, которому не больно» [Картинка № 2]"> Я повернулся набок и наставил линзу на паучка.

Вот теперь другое дело!

Я разглядел его головку и выпученные глазки. И ножки, торчавшие в стороны.

— Здравствуй, — сказал я ему, и мне показалось, что он легонько кивнул в ответ.

— Я Мальчик, — сказал я ему, — а ты пусть будешь… Чок! Это ведь вторая половинка от слова «паучок». А вторая половинка от слова «мальчик» получается «чик». Выходит, мы с тобой Чок и Чик! Чик и Чок!

Мы с ним рассмеялись. Я-то рассмеялся точно, а он… Ну, мне так показалось.

Какой же он?

Я смотрел, смотрел на паучка сквозь увеличительное стекло, но он не шевелился. Я устал лежать на боку и держать лупу, положил голову на подушку и начал думать про Чока.

Почему он один сидит в своей паутине? Разве не скучно?

Но ведь я тоже один в своей комнате. Приходит Бабушка, но она очень печальная. Всегда вздыхает и говорит мне про неинтересные вещи. Правда, она читает сказки, и это совсем другое дело. Но ведь она почитает-почитает и уйдёт.

Мама прибежит. Она как будто скорый поезд — всегда куда-то и откуда-то. Постоит на станции по имении Мальчик, а ещё чаще — потопчется, постучит каблучками, радостно меня пообнимает, какую-нибудь вкуснятину принесёт, и всё.

Чок-чик-чок-чик отстучат её каблучки. Будто она с нами торопливо прощается.

Бабушка вздохнёт, проговорит что-нибудь маме вслед, например:

— Перпетуум мобиле!

Это значит — вечный двигатель.

Или скажет:

— Куда летишь ты, вечный странник?

Она у нас начитанная. Я ей отвечаю её же словами:

— Но ведь жизнь не останавливается.

Глаза у неё всякий раз округляются. Хотя это её собственные слова, произнесённые ею много раз.

Но вот глаза у неё всегда округляются, она шевелит ногами под стулом, на котором сидит, на ощупь надевает сброшенные тапочки и торопливо уходит.

Я снова один, как Чок в своём гамаке.

Вечером во дворе начинается лёгкая суета. Стучат железные ворота. Слышится речь. Это приехал с работы Папа.

Он умывается и сразу приходит ко мне.

Я заранее улыбаюсь, поднимаю руки, крепко обнимаю его за шею.

— Папа!

Он тихонько поднимает меня с постели, подтягивает мои ноги, спрашивает всегда: «Не больно? Не больно?» — и тихонько крутит меня.

Вернее крутится вместе со мной. И всё шепчет мне в ухо:

— Не больно? Не больно?

Конечно, мне лучше, чем Чоку. К нему ведь никто не приходит.

Мысли о Чоке

Я думал о его родителях. И пришел к выводу, что у паучков они, конечно, где-то есть. Но они исчезли. Чок родился — и всё. Родители ушли. Может, в лес. Может, в дальний угол моей комнаты. Или даже не моей, а бабушкиной. Это как уйти в другое государство.

И родители Чока не навещают. Так у них устроено.

У него и друзей нет.

У меня нет друзей. И ничего. Я не скучаю. По крайней мере про тех троих, которых я знаю, мне и думать неохота.

Мэри, то есть Машку, привела от своих друзей Мама.

Она была беленькая, как спелый одуванчик, такая же круглоголовая. И всё приплясывала с ноги на ногу: то так станет, то этак. Бабушка даже сострила:

— Быть тебе, Маруся, манекенщицей.

— А что? — не удивилась круглоголовая красотка. — Они ведь почти актрисы. Вот только бы мне ножки подлиннее.

Бабушка рассмеялась, а я уставился на Машкины обыкновенные ноги. Куда же подлиннее?

Маша, повертевшись, покрутившись, приблизилась ко мне и сказала, протянув руку:

— Давай потанцуем!

И я ведь тоже протянул ей руку, дурачок, да Бабушка проговорила вкрадчиво, расставила всё по местам:

— Он не может. У него ножки болят.

— Ножки? — удивлённо воскликнула Машка. — Так он не может ходить?

— Не может, — ответила Бабушка вместо меня.

Одуванчик перестал крутиться. Но лишь на одно мгновение — на один вздох.

Она о чём-то ведь подумала, и быстро подумала, наверное, решила, что я ей не понадоблюсь. Воскликнула, поднимая глаза к потолку:

— Ой! Я забыла! Мне же надо на репетицию. В танцевальный кружок!

Хорошо, что среди паучков нет таких Машуток.

Так Бабушка её, выпроваживая, назвала.

Так как же всё-таки у Чока?

Ну ладно. У него нет родителей. Нет друзей.

Он сидит на своей паутине, сотканной как будто по чертежу. Он совершенно замечательный ткач. У него какое-то необыкновенное мастерство. Вот прикажи, например, мне или даже самой бабушке — а она у нас рукодельница! — --">