Владимир Кессених - Море Ясности

сейчас достану стекло, — сказал я и, стараясь ступать мягче, быстро пошел к пожарной лестнице.

— Владька, ты куда, ведь все уже спят! — крикнул Лека, но я уже спускался.

Поравнявшись с тем местом, где труба крепилась к стене железной рогаткой, я остановился. Избегая смотреть вниз, поставил носок правой ноги у самого края и, крепко держась за боковину лестницы, попытался дотянуться до трубы. Это мне удалось. Нога нащупала рогатку. Перенося на нее тяжесть тела, я быстро оттолкнулся от лестницы и оказался на трубе. Дальше было проще. Я лез по ней, как по столбу, и скоро моя голова показалась над краем крыши.

Лека с Тоней отвязывали телескоп от подставки.

— Чудак этот Владька, — слышался Лекин голос, — кто же даст ему стекло?

«Эге, голубчики, — подумал я, — сейчас я подберу стеклышко, вылезу у вас за спиной да как заору, вот будет потеха!»

Опираясь одной рукой на край водостока, я протянул другую к стеклу и ухватил его. В ту же минуту раздался треск, и я почувствовал, что мои ноги болтаются в воздухе. Старая, ржавая труба не выдержала тяжести и отделилась от воронки. Путь назад был отрезан. А сколько времени продержится сама воронка?

Я сунул линзу за щеку и подтянулся на руках, стараясь лечь животом на край крыши.

— Ребята, — сказал я, — ребята, труба оборвалась… Дайте руку!

Неуклюже ступая, Лека двинулся ко мне.

— Стой, Лека! Сам свалишься! — крикнула Тоня, быстро легла на крышу и ловко, как кошка, поползла ко мне.

— Владик, слушай меня внимательно! Пока ничего страшного… Лека, берись за раму, будешь меня страховать!

Лека ухватился одной рукой за переплет чердачного окна, другую протянул Тоне. Она начала медленно подвигаться ко мне. Лицо ее казалось еще бледнее, а глаза были совсем темные. Потом горячая Тонькина рука крепко взяла меня за кисть. Я медленно разжал онемевшие пальцы…

* * *

Тесно прижавшись друг к другу, мы сидим на коньке крыши. Противная дрожь постепенно уходит из тела. Мы все трое целы и невредимы. Цел телескоп и даже линза. Тоня смеется:

— Как ты ее не проглотил от страха?

— Ну что, двинем домой?

— А Луна, а Море Ясности? Вот что, мальчишки. Вы сегодня уже отличились. Дайте-ка я попробую…

Тоня тщательно протерла все линзы, укрепила телескоп на подставке, направила его на Луну и стала медленно вращать окуляр. «Как человеку не надоест заниматься ерундой? Все равно ничего не получится», — думал я. Вдруг Тоня ахнула, изумленно посмотрела на нас и снова прильнула к телескопу. Мы, будто по команде, придвинулись к ней. Тоня водила окуляр. Внезапно на ее щеке появилось маленькое светлое пятно, не больше горошины. Малюсенькая луна на бледной Тонькиной щеке. Тоня водила окуляр. Маленькая луна поползла вверх, недолго задержалась в густых ресницах, а, перевалив их, заплескалась синим огнем.

Потом смотрел Лека. Он что-то бормотал себе под нос, смотрел в карту, потом в телескоп. Я терпеливо ждал. Наконец настала моя очередь. Рука у меня неловко дернулась и сдвинула телескоп. Я начал осторожно поводить трубой из стороны в сторону. И вот что-то очень большое, светлое вошло сбоку в поле зрения, не оставив ничего от той темноты. Я видел Луну, которая чудесным образом приблизилась. Я различал какие-то неровности, складки, пятна, как будто смотрел с моря на незнакомый берег. В этот берег хотелось вглядываться и вглядываться, и невозможно было оторваться от телескопа…

* * *

С тех пор прошло много лет. На лунных картах рисуют теперь не одно полушарие, а два, и новые моря носят названия, которых мы с Лекой не знали. На Луне лежит советский вымпел. А в Звездном городке тренируется экипаж лунного космолета.

Я уже давно ничего не слышал о тебе, Лека. Не стал ли ты одним из тех, кто раскрывает тайны космоса? И дойдет ли письмо, если написать прямо на Байконур?

А еще я хочу сказать о тебе, Тоня. Я не знаю, где ты сейчас. Но каждый день, когда мне становится трудно, я вспоминаю крошечную луну на твоей щеке, стискиваю зубы и стараюсь не отступать. Рано или поздно мне удается добиться своего.

Все дело в том, что нужно только очень хотеть, и Море Ясности откроется перед тобой.

--">