Марк Твен - Похождения Тома Соуэра

нестерпимы. Прислуга мистриссъ Дугласъ наблюдала за его чистоплотностью, причесывала его, обчищала, укладывала на ночь въ противныя простыни, на которыхъ не было ни малѣйшаго пятнышка, такъ что нечего было прижать себѣ къ сердцу и назвать своимъ, роднымъ. Надо было ѣсть съ помощью ножа и вилки, употреблять салфетки, чашку, тарелку; учиться по книгѣ, ходить въ церковь, говорить такъ прилично, что скучно и ротъ открывать! Вообще, куда ни повертывался Гекъ, всюду ставила передъ нимъ заставы и препятствія цивилизація, всюду опутывала она его по рукамъ и ногамъ. Онъ твердо выносилъ эти испытанія въ продолженіи трехъ недѣль, но пропалъ безъ вѣсти въ одно прекрасное утро. Мистриссъ Дугласъ розыскивала его повсюду цѣлыя сутки. Всѣ жители были глубоко озабочены; они обшарили каждый уголокъ, искали трупа въ рѣкѣ. На третій день по утру, Томъ Соуеръ отправился очень разумно къ пустымъ бочкамъ, валявшимся за старою, заброшенной бойней, и нашелъ тутъ бѣглеца. Гекъ спалъ здѣсь, только что позавтракавъ кое-какими крадеными кусочками и объѣдками, и предавался теперь отдохновенію, лежа рядомъ съ своею трубкою. Онъ былъ не умытъ, не чесанъ и облаченъ въ тѣ старыя лохмотья, которыя придавали ему такую живописность въ былые дни свободы и счастья. Томъ растолкалъ его, объяснилъ ему, сколько онъ надѣлалъ тревоги, и убѣждалъ его воротиться. Лицо Гека утратило тотчасъ свое довольное выраженіе и подернулось грустью. Онъ произнесъ:

— Не говори ты мнѣ этого, Томъ. Я принуждалъ себя, но не налаживается оно, Томъ, не налаживается. Не для меня эта штука; не привыкъ я къ ней. Эта вдова очень добра ко мнѣ, очень ласкова; но я ея порядковъ вынести не могу. Она заставляетъ меня дѣлать одно и тоже каждое утро; я долженъ умываться; причесываютъ меня, хотъ пропадай; не позволяется мнѣ спать въ дровяномъ сараѣ. И я обязанъ носить это противное платье, которое душитъ меня, Томъ; въ него нисколько не продуваетъ и оно такъ дьявольски чисто, что я не смѣю въ немъ ни сѣсть, ни лечь, ни поваляться гдѣ-нибудь; мнѣ чудится, что я уже годы какъ не катался по скользкому льду передъ погребами… Вмѣсто того, ходи въ церковь, потѣй тамъ, потѣй… терпѣть не могу этихъ размазанныхъ проповѣдей! И мухъ не велятъ ловить, и жевать табакъ нельзя, и носи еще башмаки цѣлый день въ воскресенье. Вдова ѣстъ по звонку, ложится спать по звонку, встаеть по звонку… Да что уже тутъ! Все до того правильно, что выдержать невозможно.

— Гекъ, вѣдь и у другихъ это такъ.

— Это все единственно, Томъ. Я не «другіе» и не могу выдержать. Слишкомъ ужасно быть такъ связаннымъ. Не мудрено и въ могилу угодить; я никакого вкуса въ ѣдѣ уже не нахожу. Чтобы идти поудить, надо спроситься; чтобы искупаться, тоже. Что ни задумалъ, спрашивайся всегда. И говорить надо до того красиво, что противно становится. Знаешь, я даже забирался каждый день, тамъ у нея, въ мезонинъ, чтобы поорать немножко и прочистить себѣ языкъ. Иначе, я умеръ бы, Томъ. Вдова не позволяла мнѣ курить, не позволяла кричать, зѣвать, вытягивать ноги или почесываться при комъ-нибудь. — И Гекъ прибавилъ съ особеннымъ негодованіемъ и чувствомъ обиды:- И, чтобы мнѣ провалиться, она молится постоянно! Я никогда не видывалъ такой женщины! И я долженъ былъ вторить ей, Томъ, долженъ былъ! Прибавь еще, что она школу тутъ открываетъ и меня принудятъ туда ходить. Я этого не могу вынести всего, Томъ! Слушай, неужели стоитъ разбогатѣть для того, чтобы такъ изводиться? А мнѣ приходится, именно, только скучать, да скучать, чахнуть, да чахнуть, и желать себѣ смерти. Вотъ эта одежда, что на мнѣ, нравится мнѣ, и эта бочка нравится мнѣ, и я съ ними никогда не разстанусь. Да, Томъ, я никакъ не попалъ бы во всю эту бѣду, не будь этихъ денегъ; такъ вотъ теперь что: бери ты себѣ и мою долю и давай мнѣ только кое-когда какіе-нибудь десять центовъ… и не часто, потому что я только тогда и прошу, когда уже до зарѣза придется… но ты, за то, ты долженъ пойти къ мистриссъ Дугласъ и отпросить меня у нея.

— Гекъ, ты долженъ понять, что это невозможно. Вѣдь оно нечестно будетъ. Притомъ, когда попривыкнешь ко всему, тебѣ даже слюбится.

— Слюбится! Да какъ можетъ слюбиться и горячая плита, когда дольше посидишь на ней. Нѣтъ, Томъ, не хочу я богатства, не хочу сидѣть въ ихъ проклятыхъ роскошныхъ домахъ. Я люблю лѣса, рѣку, бочки, и не разстанусь съ ними. Провались тамъ все! И надо же такъ, что стряслась вся эта глупость именно теперь, когда у насъ есть и ружья, и пещеры, и все, что надо для того, --">