Евгений Максимович Титаренко - Никодимово озеро

приглашают воспитателем в колонию правонарушителей. Работа не из легких, но я пойду! Чтобы от вас, Уверова, отдохнуть, пойду. Лучше сто малолетних правонарушителей, чем одна вы! — И что я им поперек горла стала? — искренне недоумевала Алена. — Никому не мешаю, сижу тише воды…

Такой до последнего времени была Алена, решившая вдруг докопаться до истинных степеней родства между нею, Сергеем и Лешкой.

Вообще говоря, в старой Никодимовке, какой она была еще до рождения Сергея и Алены, все так или иначе состояли в родстве между собой. Но даже Анастасия Владимировна и тетка Валентина Макаровна, Лешкина мать, не могли бы сказать, кем они приходятся друг другу. Старая Никодимовка была глухой таежной деревней, ближайшая железная дорога от которой находилась в трехстах семидесяти километрах. Но потом расползлись по тайге прииски, в каких-нибудь шестидесяти километрах от Никодимовки вырос большой город Сосновск, и в памяти Сережкиного поколения Никодимовка уже представляла собой разросшийся дачный поселок, куда выезжали отдыхать на лето наиболее предприимчивые жители Сосновска. Однако и местом отдыха Никодимовка до конца не смогла стать. Первое время этому препятствовало плохое сообщение, а два года назад всего в четырех-пяти километрах от Никодимовки заработал рудник, Никодимовка коим-то образом приобщилась к промышленности, и прихотливые горожане стали предпочитать ей более уютные уголки — благо озер и речек в округе столько, что хватило бы на несколько таких городов, как Сосновск.

Аленины и Сергеевы родители уехали из Никодимовки как раз в год перехода Алены и Сергея из благостного дошкольного возраста в полный труда и забот школьный. Но с тех пор летом, как правило, а иногда и зимой они проводили свои каникулы в Никодимовке, у Лешки, чья мать была «полуюродной» сестрой Сережкиной матери. С Никодимовкой, таким образом, было связано все, что касалось отдыха, веселья, полной свободы от какого бы то ни было контроля со стороны родителей. Иногда казалось даже, что год жизни состоит из трех богатых впечатлениями отрезков, где существует Лешка, где чернеет бездонной глубиной загадочное Никодимово озеро и шумят кедры, а между этими отрезками тянулось однообразное безвременье школьных звонков, от класса к классу все возрастающих по длине алгебраических функций — возрастающих под сладострастное мяуканье неправильных английских глаголов, которые отличаются от правильных только тем, что легче запоминаются.

Промежутки между каникулами заполняла активная переписка с Лешкой. В письмах обговаривались планы на будущее, и по крайней мере десятая часть их осуществлялась в ближайшие каникулы, девять десятых пропадали втуне лишь за недостатком времени. Раньше Сергей и Алена писали одинаково активно, потом как-то постепенно Сергей стал писать Лешке все реже и все короче. Лешка отвечал ему тем же. А последнюю зиму Алена переписывалась с Лешкой и за себя, и за Сергея, порой даже не считая нужным сообщить Сергею, о каких таких событиях она пишет или что написал ей Лешка.

После седьмого класса Лешка надумал зажить самостоятельной жизнью и подался в Ленинград, в мореходное училище. Но через полгода вернулся назад, в Никодимовку, с тем чтобы закончить обыкновенную десятилетку, после которой запланировали вместе ехать учиться либо в Свердловск, либо в Казань, на Волгу. Причины, по которым Лешка оставил мореходку, были не совсем ясными. Но дисциплина, распорядок дня и все прочие атрибуты морской службы явно противоречили свободолюбивой Лешкиной натуре, и понять его было можно. В память об училище у Лешки осталось лишь около пятидесяти собственных фотографий: в тельняшке и мичманке — то на фоне Исаакия, то на фоне Петропавловской крепости, то рядом с Петром. Четыре таких фотографии имел Сергей, десятка два вместе с толстой тетрадью флотских песен хранила Алена.

Лешку довольно хорошо знали в Сосновске, а Сергея и Алену — в Никодимовке. И всякий раз, когда они в одинаковых спортивных костюмах выходили из дому, чтобы фланирующей походкой — Алена посредине, Сергей и Лешка по бокам — пройтись по самым людным улицам, они обращали на себя внимание всех — от мала до велика. Старики, обратив внимание, неопределенно покачивали головами. Сверстники — определенно завидовали.

Нынешним летом все планы великого триумвирата едва не рухнули, причем дважды. Неделю назад Алену вызвали в райком комсомола и объявили, --">