Павел Андреевич Бляхин - Москва в огне. Повесть о былом

тоже должна вернуться из сибирской ссылки — и, конечно, в Москву, в самый центр революции. Иначе и быть не может! Она не захочет отсиживаться в какой-нибудь «тихой пристани». Нет, она не такая!.. Разумеется, сначала она побывает в Астрахани. Повидается со своей мамашей, с верным другом Антоном. Да, Антон может задержать ее… Может… Какая досада! Она может не успеть в Москву. Ох, уж этот Антон!.. Нет, нет! Я не сержусь на него. Я очень любил этого веселого, жизнерадостного студента, которого так хорошо было слушать.

А какой он красавец! Белокурые волосы, высокий белый лоб, голубые глаза и чистое, без единой веснушки, лицо! Я знал его как мужественного революционера, как пламенного агитатора-ленинца. Да, он достоин встать рядом даже с Верой Сергеевной, которая так светло любила его…

А меня?.. Меня она, конечно, по-прежнему считает мальчиком, своим первым деревенским воспитанником, и тоже любит. Очень. Любит, как мать сына. А я бы не мог сказать, какие чувства владеют мною вот сейчас, когда я лежу в облаках дыма и думаю о Вере Сергеевне. В те дни при каждой встрече с нею даже в семнадцать лет я чувствовал себя совсем маленьким, почти ребенком, и всегда робко, украдкой, заглядывал в ее доброе, задумчивое лицо. И таял от счастья, от светлой любви к этой чудесной девушке, задумавшей перестроить мир. А когда она улыбалась и я встречал теплый взгляд ее больших, ласковых глаз, мне казалось, что это воскресла моя мать, без которой так горько было жить в чужих людях…

И вдруг я снова увижу Веру Сергеевну! Почему нет? Быть может, я встречу ее прямо на баррикадах, под градом свинца и железа, в страшной опасности, и, конечно, спасу ее… обязательно спасу, хотя бы ценой собственной жизни… Как же иначе? Пусть я умру, но Вера Сергеевна должна жить!

Вот так, лежа на верхней полке вагона и мечтая о грядущем, я вспоминал былое, а в былом — самое чистое и светлое, что воплотилось в образе Веры Сергеевны Раневской, моей учительницы.

В Москве я надеялся встретиться и с могучим матросом Варягом. К сожалению, я не знал ни адреса его, ни клички. А Москва, говорят, так велика, что надеяться на случайную встречу просто невозможно.

Образы прошлого перестали волновать меня. Я жалел только, что мой друг Алеша Маленький остался в Тифлисе. Алеша не поверил, что именно в Москве мы окажемся на баррикадах и он может совершить там подвиг, о котором так страстно мечтает.

Алеша упрямо отнекивался:

— Нет, моя судьба решится на Кавказе!..

Кажется, он что-то уже задумал, но даже мне не решился сказать.

Измученный бессонной ночью, уже перед самой Москвой я, по-видимому, задремал. Под шум и рокот поезда мне грезились мятежные толпы народа, тысячи красных знамен, бои с казаками, треск и грохот выстрелов, свист пуль. И все это под малиновый звон колоколов, под грозные звуки «Марсельезы», среди сказочных красот древней столицы…

Где же Никитские ворота?

Поезд прибыл в Москву ранним утром.

Серый, холодный туман висел в воздухе. Небольшие каменные дома и площадь перед вокзалом были покрыты снегом. На мостовой снег смешан с грязью, истолчен копытами лошадей.

Около десятка извозчиков с криками и перебранкой подкатили к подъезду, наперебой расхватывая приезжих.

К моему изумлению, ничего особенного здесь не было заметно. Москвичи преспокойно шли к вокзалу и от вокзала, кучками проходили мимо, солидно садились в экипажи, уезжали. Меня поразили только необычайно толстые зады извозчиков, одетых в синие армяки с круглыми медными пуговицами. На Кавказе я таких не видывал!

А где же мятежные толпы народа? Малиновый звон колоколов? Куда делись дивные красоты древней столицы? Баррикады? А я-то спешил!..

Крайне разочарованный, я растерянно стоял у подъезда с легким чемоданчиком в руках.

— Где здесь Никитские ворота? — решился я наконец спросить с шиком подлетевшего извозчика.

— Э-э-э, милай, Никитские далеко! Садись, подвезу за пару гривенников!

Нёт, подкатывать на извозчике к явке Московского комитета вряд ли конспиративно.

И, сдав чемодан в камеру хранения, я зашагал по грязно-серым улицам Москвы в поисках Никитских ворот. Эти ворота почему-то представлялись мне в виде древней арки с какими-нибудь башенками и резными петушками.

Шагать пришлось долго. Поражали кривые улицы и переулки, обилие трактиров и кабаков с зелеными вывесками: «Винная лавка» и зазывными: «Распивочно и навынос». --">