Алексей Андреевич Логунов - Сыч

чего никто в классе не умел!

— Сыч, ну скажи что-нибудь в рифму!

— Скажи, чего ты, — просили его.

А Сыч и рад бы был сказать — но не мог.

— Ты на уроке подумай, — подсказали ему.

И Сыч честно старался на всех последних уроках сочинить хотя бы четыре рифмованные строчки, частушку какую-нибудь… Но у него не получилось. И ребята снова отвернулись от него.

— Да свой ли он стих рассказывал? — засомневались они. — Может, содрал где-нибудь?

— Яшное дело, шодрал, — доказывал шепелявый классный физорг. — Ешли я на руках умею ходить, меня хоть ночью ражбуди — я пройду.

И он, действительно, встал среди класса вверх ногами и прошел несколько шагов на руках.

— Кидай Сыча в кучу-малу!

Сыч не успел опомниться, как очутился на полу, на него плюхнулся шепелявый физорг, а сверху все валились и валились другие друзья-товарищи. Из кучи-малы он выбрался весь потный, с расцарапанной щекой и, схватив портфель, помчался домой.

Но вместо дома Сыч очутился в соседней березовой роще: видимо, ноги его в это время опять жили самостоятельной жизнью и голове не подчинялись. Выбрав подходящий пенек, он уселся на него, чтобы собраться с мыслями. Между березовых стволов он увидел корзинку с опенками, затем два красных резиновых сапожка, плащик и две косички, торчавшие из-под синего берета. Все это зашевелилось, задвигалось, и две проворные маленькие руки подбросили в воздух желтый березовый лист. Он закачался, словно крохотная золотая лодочка, покружился и медленно опустился к ногам девочки. Она снова его подняла, и снова золотая лодочка заскользила между березовых стволов. Так она играла и играла, словно зачарованная, забыв про корзинку с грибами, не обращая внимания на Сыча. Тогда он поднялся со своего пенька и пошел прочь.

«Березовый осенний лист, — думал он, небрежно помахивая портфелем, — немножко пахнущий аптекой! Что ты наделал с человекой…»

Сыч усмехнулся: с какой еще «человекой»? Это с девчонкой, что ли?

— Что ты наделал с человекой… — повторил он вслух. — Какое-то слово непонятное. Наверное, в старину так говорили: человек и человека, он и она.

В соседнем молодом ельнике что-то зашевелилось. Сыч обернулся — и обомлел. Из-за темных еловых лап на него уставились большие глаза, похожие на два голубых яйца. Может, это и есть загадочная «человека»? А еловые лапы снова качнулись, треснул, будто выстрел, сухой сучок, и на просеку вышла пестрая корова.

— Ах ты, зараза рогатая! — угадал Сыч колхозную корову Кралю. — Шастаешь тут, а доярки тебя, небось, ищут…

И он, выломав длинный прут, погнал Кралю на ферму.

Домой Сыч вернулся уже впотьмах. Времени было не так уж и много, но откуда-то наползли косматые тучи, завалили, словно гнилой соломой, все небо, и на землю, как мелкая колючая мякина, посыпался холодный дождик. Не перестал он и на другой день, и на третий… Свою прогулку по лесу, девчонку с опенками и березовый лист, похожий на золотую лодочку, Сыч вспоминал теперь, как что-то далекое-далекое. Время для него тянулось медленно и тоскливо. Большой белый лист с его стихотворением ребята хотели снять, но Лидия Владимировна сказала: пусть висит. Только фамилию «Сычев» велела вычеркнуть. Вдруг он действительно где-нибудь прочитал это стихотворение и выдал за свое?

Даже ей, учительнице, трудно было поверить, что Женька Сычев сам сочинил стихотворение. А уж ребятам и подавно не верилось! Все жаждали доказательств, а их-то у Сыча и не было. Вместе с начавшейся слякотью он и сам словно бы раскис и к любым стихам, кроме отвращения, уже ничего не чувствовал.

— Ты не заболел? — спрашивала его мать, щупая прохладной рукой лоб.

— Нет, мам.

— Может, в школе что натворил? — допытывалась мать.

— Да ничего я не натворил…

— А чего тогда ходишь, как в воду опущенный? Смотри у меня! — на всякий случай пригрозила мать.

Ночью вместо колючего осеннего дождика повалил густой снег. На улице сразу же стало светло и чисто, словно в горнице. Ранняя утреняя зорька была похожа на расшитое петухами полотенце. Сыч проснулся — и сразу же побежал к окошку, застыл в изумлении. В груди у него снова что-то сладко и радостно заворочалось.

— Мама! — закричал он. — Зима пришла!

Но матери дома не было: ушла на работу.

Тогда Сыч прошлепал в угол, где на стуле лежал его --">