Фаина Марковна Оржеховская - Пять портретов (Повести о русских композиторах)

Сама наружность Глинки показалась Стасову несимпатичной. Глинка был интересен, немного походил на испанца, и глаза у него были хороши. Но острый взгляд, сдвинутые брови, закинутая назад голова — какая самоуверенность, надменность! Стасов был даже рад, что знакомство не состоялось.

3. Песня Баяна

Бывая среди музыкантов, Стасов невольно вовлёкся в «орбиту» Глинки. Всюду говорили о новой опере композитора, очень смелой, в каком-то необычном для него, сказочном духе.

В начале сентября Стасов получил записку от князя Одоевского^[6]:

«Любезный Вольдемар, если хотите перенестись в мир волшебного, постарайтесь приехать ко мне завтра, к пяти часам».

В тот вечер Глинка пел свои романсы.

Он аккомпанировал себе сам, и оттого казалось, что фортепьяно и голос — единое целое. А голос был небольшой, даже немного хриплый, но неистощимо богатый оттенками. Сколько значений имеет слово? Среди бесчисленных — только одно верное. И это единственное значение было известно Глинке. Что бы он ни пел: давний ли, всем известный романс Баратынского или новые — на пушкинские стихи, Стасова не покидало чувство, что и он причастен к этому. Не так полгода назад он слушал Листа. Тогда он восхищался виртуозом. Теперь же не мог ни одобрять, ни судить, ни даже восхищаться, а только переживать то, что велит чародей: отвергать запоздалые уверения, любоваться милой Мери, нетерпеливо ждать и ревновать испанку Инезилью^[7].

Глинка пел долго, но восхищённые гости не отпускали его и просили спеть что-нибудь из новой оперы: ведь до спектакля целых два месяца. Тут вмешался хозяин дома. Шепнув что-то Глинке и, видимо, получив согласие, он поднял руку.

— Господа, — начал он, — то, что вы сейчас услышите, может быть, требует разъяснения. Беру это на себя. Опера, написанная на пушкинский сюжет, сама по себе памятник Пушкину. Но вы убедитесь, что наш великий поэт присутствует в опере незримо… Каким же образом он очутился среди витязей и древних колдунов? — продолжал Одоевский, возвысив голос. — Как удалось соединить языческую старину и наше время? Спросите об этом Глинку: он и сам кудесник.

Но Глинка молчал: художник не разъясняет свои творения. И, поскольку Одоевский взял это на себя, он продолжал:

— По русским сказаниям нам хорошо знаком облик вещего Баяна, непременного участника языческих пиров. Выведен он и в опере Глинки — в прологе. Он славит новобрачных, ибо присутствует на свадьбе, — поминает минувшие битвы, а хор радостно откликается. Но старцу ведомо и грядущее. И он запевает новую песню^[8]. «Через многие века, — так предвещает Баян, — родится на Руси великий певец: он вновь воспоёт Людмилу и Руслана и тем сохранит их от забвения».

— Пушкин! — воскликнул кто-то из гостей.

Одоевский кивнул и торжественно закончил свою речь:

— Так был воздвигнут памятник внутри памятника!

…Когда хозяин умолк, Глинка начал фортепьянное вступление к песне Баяна. То было сильное, но печальное предвестие — не в лад со свадебным весельем.

…Есть угрюмый край, безотрадный брег…

Торжественно и медлительно Глинка заключил песню скорбным афоризмом:

…Но недолог срок на земле певцу…

4. Опера