Фрэнсис Ходгсон Бернетт (синоним для Фрэнсис Элиза Ходжсон Бернетт) - Маленький лорд Фонтлерой

сшитой из старого материнского платья, поднявши головенку с развевающимися золотыми кудрями. Ни дать, ни взять — молодой лорд.

Кедрик не знал, что похож был на молодого лорда; он не знал даже, что такое лорд. Его лучшим другом был содержатель ближайшей овощной лавочки — человек крутой, который с ним, однако, всегда обходился мягко. Его звали мистер Хоббс, и Кедрик очень уважал и любил его. Он считал его очень богатой и влиятельной персоной; ведь столько у него было разных вещей в лавке — и сливы, и фиги, и апельсины, и бисквиты, да, кроме того, этот богач имел лошадь и телегу. Кедрик любил и поставщика молока, и булочника, и торговку яблоками, но больше всех — м-ра Хоббса; он был с ним на такой короткой ноге, что каждый день приходил к нему и часто подолгу сидел у него в лавке, рассуждая о разных текущих вопросах. Нужно было дивиться, о чем только они не толковали — о четвертом июля^[2], например. Когда они начинали говорить об этом дне, то разговору их, кажется, и конца не было. М-р Хоббс был очень дурного мнения насчет «британцев» и пересказывал всю историю войны за освобождение, сообщая самые удивительные и патриотические рассказы о коварстве врага и геройской храбрости защитников отечества, и даже великодушно повторял выдержки из декларации о независимости.

Кедрик приходил в такой восторг, что у него разгорались глаза, краснели щеки, и кудри его от волнения сбивались в какую-то золотистую кучу. Вернувшись домой, он не знал, как ему поскорее окончить обед, чтобы успеть рассказать матери слышанное им от своего старого друга. Вероятно, м-р Хоббс и посеял в нем первый интерес к политике. Этот патриот-лавочник был большой любитель читать газеты; благодаря этому обстоятельству, Кедрик слышал от него многое о происходившем в Вашингтоне^[3]; и м-р Хоббс обыкновенно сообщал ему, что президент делал хорошего или дурного. Однажды, во время выборов, интерес наших политиков к государственным делам своего отечества дошел до высших пределов, и, чего доброго, не будь м-ра Хоббса и Кедрика, кто знает, какая участь постигла бы республику. М-р Хоббс взял его с собою и показал ему факельное шествие. Великое множество людей, несших факелы, оставило в нем воспоминание о каком-то крупном мужчине, который стоял у фонарного столба и держал на плечах хорошенького маленького мальчика, кричавшего ура и махавшего своей шляпой.

Вскоре после этих выборов, когда Кедрику пошел восьмой год, случилось событие, произведшее резкую перемену в его жизни. Замечательно было то, что в день этого события он толковал с м-ром Хоббсом об Англии и королеве, и м-р Хоббс сказал несколько весьма жестоких слов насчет английской аристократии, особенно негодуя на тамошних графов и маркизов. Горячее это было утро; Кедрик, поиграв с несколькими друзьями в солдаты, отправился в лавку отдохнуть и застал м-ра Хоббса, сидевшего с весьма раздражённым, даже свирепым, видом над лондонской иллюстрированной газетой, картинка которой изображала какую-то придворную церемонию.

— А, — сказал он, — вот как они поживают.

Кедрик взобрался по обыкновению на высокий стул, сдвинул на затылок свою шляпу и засунул руки в карманы, как бы готовясь сочувственно внимать словоизвержениям м-ра Хоббса.

— Вы много маркизов знавали, мистер Хоббс? — осведомился Кедрик, — или графов?

— Нет, — ответил м-р Хоббс с негодованием;— вряд ли.

И, довольный своим выражением, он гордо осмотрелся кругом и потер себе лоб.

— Может быть, они не были бы графами, если бы знали что-нибудь лучшее, — сказал Кедрик, чувствуя некоторое сострадание к их несчастному положению.

— Ну, навряд ли! — сказал м-р Хоббс. — Они, напротив, гордятся этим!

Как раз в средине их разговора явилась служанка, Мэри. Кедрик подумал, что, может быть, она пришла купить сахару, но он ошибся. Мэри была бледна и как будто чем-то взволнована.

— Пойдемте домой, голубчик, — сказала она, — барыня вас спрашивает.

Кедрик спрыгнул со стула.

— Она хочет со мной куда-нибудь идти, Мэри? — спросил он. — До свидания, мистер Хоббс. Мы еще увидимся.

Он не понимал, почему Мэри смотрела на него таким удивленным взглядом и как-то странно покачивала головою.

— Что с тобой, Мэри? — спросил он. — Или это от жаркой погоды?

— Нет, — отвечала Мэри;— но у нас случилось что-то странное.

— У Милочки от солнца голова разболелась? — осведомился он с беспокойством.

Но дело было не в том. Когда они --">