Анастас Павлов - Славный мальчишка

размера.

Глава вторая СЛАВНЫЙ МАЛЬЧИШКА

действительно был почти Эдисон. Он страшно боялся, что пока вырастет, все изобретения будут изобретены, все открытия — открыты. На его долю ничего уже не останется. Разные там профессора и инженеры непрерывно грабили его. Еще когда он, Румен, додумался до корабля, который летал бы над водой, до самолета, у которого менялась бы геометрия крыла! Это ужасно — родиться так поздно и так медленно расти! Эх, здорово было бы, если бы он родился во времена фракийцев!.. Или нет, нет! В средневековье!

На дворе стоял чудесный день. В воздухе, под лучами солнца, переливались серебром мелкие пылинки. Донесся шум крыльев. Ну, конечно, это сизая горлинка села на крышу. Румен прислушался и ему показалось, что он слышит даже, как стучат по черепице ее лапки. Наверное, сейчас она заглядывает вниз — есть ли хлебные крошки на подоконнике. Славный мальчишка осторожно приподнялся со стула, выглянул за окно — полно! Но чего же она тогда не прилетает? Может, боится открытого окна?

— Бах! Бах! Ты убитый!

— Ладно, я убитый.

— Ивчо — мертвый! Вперед!

А славный мальчишка перелистывает еще одну страницу учебника истории. Сколько ей лет? Начинает она «от» и кончает «до»… Подсчитал в уме: сто шестьдесят. Ха — не густо! Есть страницы, которым по триста-четыреста лет. Когда их перелистываешь, государства и короли, войны и воины — вся история уходит в историю. Если Геродот в этот же урок не спросит тебя, на другой день из головы вылетают все Людовики.

Один Оги будет их помнить! Всю жизнь.

— Скажи хоть слово о Людовике XIV! — упрашивал его Геродот, учитель истории.

Вы, конечно, догадываетесь, что его настоящее имя было вовсе не Геродот, как и учителя физики — не Ньютон (так называли его между собой младшие) и не Эйнштейн (так утверждали старшеклассники, ибо в мире все относительно). А учителя пения звали совсем уж не Жюль Верн. Как и почему мальчишки дали им эти имена — объяснить ну просто невозможно.

— Я скажу! Я! Спросите меня!

Оги стоял у доски и думал: самое большое несчастье на этом свете — когда тебя спрашивают в понедельник. В субботу и в воскресенье — царские дни недели — никогда не хватает времени на уроки. На все остальное тоже ведь нужно время, правда же? Один Сашко зубрит и по субботам.

— Я скажу! Я! Я! Позвольте мне!

Глаза всего класса были прикованы к бороде Геродота. У каждого учителя свой способ вызывать учеников к доске. Одни — по имени: «Марин! Борис! Эвелина! Минчо!» Другие поднимают всех подряд: начинают с первой парты или с первого ученика в списке. И так продолжают, пока кто-нибудь не ответит. Географ тыкал в счастливчика указкой, а Жюль Верн — камертоном. Геродот вызывал бородой. Целился точно в того, кого хотел спросить. Класс затихал. Наступала небольшая пауза. И вот борода стремительно взлетает, а с нею, словно дрессированный, вылетал из-за парты и ученик.

Но на этот раз Геродот почему-то выжидал, пока Оги думал.

— Я! Я! Спросите меня!

А Оги сначала думал о днях недели, а потом уже ни о чем не думал. Данче нарисовала большое солнце во весь тетрадный лист и украдкой открывала и закрывала рисунок, показывая его «плавающему» у доски.

Оги просиял. Геродот поднял кверху палец и все, кто тянул руку, затихли.

— Ну, что же произошло в царствование Людовика XIV?

— Во время Людовика Четырнадцатого произошло солнечное затмение.

— Ах, вот что! Ну, хорошо! — гневно отрезал учитель и, повернувшись к классу лицом, окинул всех строгим ледяным взглядом.

Тут уж не до смеху! Добрая половина учеников не посмела и пикнуть. Другие не засмеялись потому, что знали: Оги не терпит, когда над ним насмехаются. А третьи не смеялись, так как не знали: было ли на самом деле злополучное затмение солнца. Некоторые из них даже позавидовали Оги — «вывернулся парень!» «Отхвачу трояк! — обрадовался Оги — Такое сообщить — это тебе не фунт изюма!» И он благодарно кивнул сокрушенной Данче.

— Так! Хорошо! — с отчаянием в голосе повторил Геродот. — Дальше? Что было после Людовика XIV?

— После Людовика Четырнадцатого на престол вступил Людовик Пятнадцатый.

— Так, так! Потом?

— Потом — Людовик Шестнадцатый.

— А после него?

— Людовик Семнадцатый.

— А после? — повышал гневный тон Геродот, и Оги увеличивал цифру, словно загипнотизированный: XVIII, XIX, XX…

— И после?

Был перечислен еще пяток Людовиков. И хотя --">