Сергей Тимофеевич Аксаков , Константин Дмитриевич Ушинский , Модест Николаевич Богданов , Николай Николаевич Каразин , М Быкова - Петькин заяц

Вот так-то и в этот раз бегал я и кувыркался: баб не было, косари пошли далеко, и только наша чёрная большая собака Бровко лежала на копне и грызла кость. Кувырнулся я в одну копну, повернулся в ней раза два — и вдруг вскочил с ужасом: что-то холодное и скользкое мазнуло меня по руке. Мысль о гадюке мелькнула в голове моей — и что же? Огромная гадюка, которую я обеспокоил, вылезла из сена и, подымаясь на хвост, готова была на меня кинуться. Вместо того чтобы бежать, я стою как окаменелый, будто гадина зачаровала меня своими безвекими, неморгающими глазами. Ещё бы минута — и я погиб; но Бровко, как стрела, слетел с копны, кинулся на змею, и завязалась между ними смертельная борьба.

Собака рвала змею зубами, топтала лапами; змея кусала собаку и в морду, и в грудь, и в живот. Но через минуту только клочки гадюки лежали на земле, а Бровко кинулся бежать и исчез.

Тут только воротился ко мне голос; я стал кричать и плакать. Прибежали косари и косами добили ещё трепетавшие куски змеи.

Но страннее всего, что Бровко с этого дня пропал и скитался неизвестно где. Только через две недели воротился он домой — худой, тощий, но здоровый. Отец говорил мне, что собаки знают траву, которою они лечатся от укушения гадюки.

Константин Ушинский БОДЛИВАЯ КОРОВА

Уж не раз собирался отец ей рога отпилить, да как-то всё откладывал. А какая была увёртливая да прыткая! Как поднимет хвост, опустит голову да махнёт — так и на лошади не догонишь.

Вот раз, летом, прибежала она от пастуха ещё задолго до вечера — было у ней дома теля. Подоила мать корову, выпустила теля и говорит сестре — девочке эдак лет двенадцати: