Кирилл Борисович Килунин - Семь. Повесть о детстве

Невдалеке, шумят большие деревья, с совершенно зеленой листвою, множество плакучих ив и цветущий жасмин, переплетение мощенных камнем дорожек и укутанная запахами соли и нагретого солнцем песка набережная. На лавочках – улыбчивые старушки в огромных шляпах – панамах, с такими же, как и я цветастыми мальчишками и девчонками, а самое главное, за чугунным парапетом плещется самое настоящее МОРЕ….

У, как я визжу от счастья. Выпускаю руку деда. Бегу туда, где теплые соленые волны и белый песок…. Я трогаю волны руками как незнакомого, но симпатичного котенка, дую на белую пену, скинув сандалии, ношусь, обезумев в прибое, а когда вижу, что вода достаточно теплая, отпрашиваюсь у деда поплавать под его присмотром.

– Мы никому не скажем, – шепчет дед прикладывая палец к своим губам, на его запястье синий якорь, половина солнца в виде штурвала и крылатый змей…

*

О, как болит моя голова…. Дед, море. Лхматый мальчик, который сказал, что он – Медведь. Я касаюсь своего затылка, на руке кровь. Кажется, я ударился о могильную плиту…, когда бежал и запнулся о древесный корень, да еще был лук:

– Где мой лук? – спрашиваю я склонившегося надо мной круглолицего старика, одетого в засаленную телогрейку и точно такие же ватные штаны.

– Хүүхэд, – отвечает старик, щуря свои итак необычно узкие глаза цвета крепко заваренного чая, который местные называют чифирь.

– Голова болит, – жалобно шепчу я.

– Чичас, чичас, будет хорош, – круглолицый лысый старик в засаленной фуфайке, протягивает к моей голове свои ладони, похожие на корни деревьев, и начинает водить ими по кругу, что – то шепча себе под нос.

Я вижу, как из рукавов фуфайки появляются руки в наколках –кусающие себя за хвост змеи ли драконы, мне становится страшно, я сразу вспоминаю про зеков и про лагеря, которых вокруг так много.

Старик видит мой страх: Бүү ай гэж тэнгэр элч тэдэнд хэллээ, – говорит старик, глядя мне в глаза: «он хочет, чтобы я не боялся», понимаю я краешком сознания. А старик продолжает уже по-русски: ничего, харош будет, харош.

– Ага, хорош, – слышу за спиной деда в грязной фуфайке Ленкин бубнеж.

– Нам теперь за него дома попадет, – вздыхает где-то рядом Ленкин братик.

– Все хорош, – кивает старик, указывая небритым подбородком на меня и поднявшись легко, одним движением, оказывается на ногах, словно потеряв к нам всяческий интерес, быстрым шагом направляясь в сторону таежного леса.

А я, сидя у могильной плиты, ощупываю свою голову, раны там нет, только небольшая шишка. Нет и причины моего неудачного падения – лука. И я даже не думаю его искать. Кажется, что-то поняв.

– Пойдем, – Сережка берет меня за правую руку, а Ленка за левую, протягивая свою теплую узкую ладошку, сложенную лодочкой. И мы идем – втроем, три закадычных товарища, по крайней мере, на это самое лето.

Пройдя через арку, Ленка замирает на минутку, и шепчет так, что слышно и нам с Сереньким:

– Живые заходили – живые и уходят. Умершие – у могил своих остаются, в земле лежат, спят непробудным сном. Аминь….

– Это еще зачем? – также громким шепотом спрашиваю я.

–Это чтоб за нами нихтой не увязался, – смеется Сережа. Но глаза у него уж слишком серьезные, так, что мне совсем не смешно. Хватит уж на сегодня приключений, пора домой.

Но домой мы попали еще не скоро….

4. В поисках белой коровы, охотники за лимонадом…

Наша гора Полюд чуть более пятисот шагов в высоту, похожа на японскую Фудзияму, про которую впервые в семь лет мне читала мама, знакомя своего непутевого дитятю с настоящими морскими приключениями, которые водились в старой растрепанной книжке – «Водителей фрегатов».

Если впервые приехав в этот город, ты видишь Полюд отчетливо на линии горизонта в окружении изумрудной тайги, то этот город – тебя принял и теперь ты в его стае. Правда, местные мальчишки убеждены, что их Полюд видно всегда, в любое время года, практически из любой точки этого города. Может быть, так происходит от того, что они – просто местные. Я всегда видел Полюд….., но иногда, его закрывали гуттаперчевые серые облака, вот как сейчас.

– Это к дождю, – печально вздохнул Сережка.

– Да, – задумчиво погрустнела Лена. И он, явно не будет грибным. Грядет буууря, – завыла Лека страшным голосом. Но не смогла нас с Сережкой напугать. Мы уже привыкли к ее штучкам, а Сережка даже иногда пытался копировать свою сестрицу – грозную Леку, пробуя, в свою очередь напугать меня.

Если на --">