Виан Вольф - Кошка Стёжка

— Подожди! Я сейчас! Я только кошку возьму!

Скоро Соня быстро забежала в дом и выбежала из него, уже прижимая Стёжку.

Были последние летние деньки, и по утрам было прохладно и свежо. Если бы Стёжка была настоящей кошкой, она бы точно заурчала от удовольствия. Что может быть лучше: сидишь себе на руках, смотришь по сторонам, как солнышко поднимается над деревьями, слушаешь, как поют птички, смотришь на бабочек, и даже ногами шевелить не надо — несут тебя бережно, как настоящую драгоценность!

Однако, та часть улицы, по которой они шли к дому номер 178, Стёжке была малознакома, так что было на что поглазеть. Да и сама Соня бывала здесь давным-давно, ещё совсем крохой.

Вдоль тротуара тянулись заборы: синие, коричневые, зелёные, красные, деревянные, кирпичные и железные, новые, старые… Иногда из-под каких-нибудь ворот высовывался собачий нос и слышался лай или просто «р-р-р», чем пугал Соню, которая сначала с визгом отскакивал в сторону, а потом смеялась.

Кошки тоже попадались на пути. Они валялись без движения в разных местах: на подоконниках и на пока ещё прохладной земле клумб и цветников, высаженных у дороги; самые любопытные — всё-таки открывали один глаз (или даже оба!) и провожали их взглядом.

— Сто шестьдесят два… Сто шестьдесят восемь, — Соня громко читала номера домов. — Сто семьдесят шесть… А, вот тот будет сто семьдесят восемь! Мам, мам! Вот!

Соня отбежал чуть вперёд, и теперь махала руками возле ярко-голубого штакетника, который местами терялся в нависающих зарослях плюща.

Стёжка смотрела на этот забор и вдруг поняла, что это тот самый дом, где она жила прежде! Вот здесь, у этого окна сидела она вместе другими игрушками и смотрела, как кто-то невидимый откусывает кусочки от луны.

Ведь это же то самое окно, это же тот самый дом, ну ведь, правда, же, правда???

Да, память Стёжку не подвела. Это был тот самый дом.

Вот только…

Вот только окна были абсолютно пусты. Никто не сидел на подоконнике. Не было там ни куклы Эльфины, ни Крысы Большие Уши, ни зайцев-близнецов, ни каких других игрушек.

Тем временем мама Сони уже чуть было не бросила конверт в почтовый ящик, который спрятался за большим кустом, цветущим забавными красно-оранжевыми граммофончиками. Калитка грустно скрипнула, и появилась женщина с малюсенькой собачкой на руках. Собачка прижала торчащие ушки, выпучила круглые глазки и стала соображать, стоит ли ей облаять незнакомцев или пока подождать. Женщина поправила белые седые кудри, посмотрела на Соню, потом на её маму, потом снова на Соню.

А Стёжке казалось, что сейчас её тряпичная голова просто лопнет от мыслей. Она даже не слушала, как мама Сони, протягивая конверт, что-то объясняла этой женщине. Между тем женщина с седыми кудрями рассказывала прелюбопытную историю о том, что зовут её «тёть Маша», и что она знала маму Сони, когда та была ещё маленькой. А сейчас Соня — ну, прямо-таки, копия мамы!

— Ты Мишу-то помнишь? Старшенький мой, — взволнованно говорила тёть Маша и высоко поднимала тонко нарисованные брови и улыбалась. — Присматривал за вами, малышней! Хоть и мам ещё дитё был… А когда вы уехали, переживал сильно! Всё скучал…

Мама Сони чувствовала то удивление, то радость, то растерянность оттого, что ее так неожиданно вернули в этот почти забытый кусочек её детства. Вспомнился ей и белобрысый серьезный Мишка, и огромное пианино в его комнате, и мохнатый кот Васька, который любил спать, растянувшись на пожелтевших клавишах…

— А мы дом… купили… недалеко тут. Так что, можно сказать, вернулись.

Стёжка прекрасно знала эту женщину. Ещё бы ей не знать! Ведь однажды зимним вечером, она и создала её, сшила из лоскутков. Стёжка помнила даже те времена, когда кудри ее создательницы были чёрным черны. Ах, когда как было давно! И как же это было чудно, когда она втыкала в эти кудри красную розу, брала на руки маленького сына и пела… Она пела и кружилась по двору, и отбивала голыми пятками чечётку на горячем от солнца крыльце. И ее маленький сын тот час переставал плакать и начинал звонко смеяться.

Как же это было давно…

Стёжка и не заметила, как они оказались за столом, в беседке.

— Я сейчас вас пирожочками угощу! — крикнула тётя Маша и ушла в летнюю кухню. После чего вернулась с целым тазиком золотистых, ещё теплых пирожков. — Вот только сегодня утречком испекла.