Милена Миллинткевич - На колядки поиграем в прятки

Гришка калитку, а та не заперта. И пса, огромного, лохматого, что по обыкновению прежде крутился у ворот, теперь же видно не было. Может, его хозяин запер? Или сам от мороза забился в хлев, где теплее?

Опасливо вошли парни и де́вицы во двор, сложили накалядованное добро у ворот. Стоят, у дверей толпятся, перешептываются, а войти в хоромы боятся. Самого смелого подталкивают.

Потянул Гришка за массивную кованую ручку, тяжёлая дверь и отворилась. Запели парни здравицу. Де́вицы тоненькими голосками тут же подхватили:

Коляда-колядки,

Наступили Святки,

Здравия желаем,

Бога прославляем!

Никто не отзывается. Тихо. Даже мыши и те под полами не шуршат. Вошли гости незва́ные в сени и принялись снова петь:

Коляда-колядки,

Урожай вам в кадки,

Хлеба сдобного в печи,

Все что есть, на стол мечи!

И снова к ним никто не вышел. Де́вицы уже на дверь поглядывают, уходить собираются. Парни плотницкого сына в спину подталкивают, да подбадривают.

Приоткрыл Гришка дверь в светлицу, а там!.. Посреди просторной комнаты печь огромная, жаром пышет, дровишками потрескивает, ароматами нос дразнит. Уютно кругом, чисто, стол накрыт. А на столе и соленья, и пироги, и колбасы, и гусь жареный.

Снова запели гости:

Коляда-колядушки,

Пироги, оладушки,

Калачи, варенье,

Нам на угощенье!

Громко поют. Раз! Другой! Нет… Никто не отзывается.

— Ну, раз хозяин не потчует, сами угостимся!

Осмелев, Гришка скинул полушубок, шапку и уселся на лавку. Взял пирожок, отломил кусок колбасы, налил меду в чарку.

— Чего столпами стоите? — кивнул он на разносолы. — Угощайтесь. Или думаете, хозяин для себя одного стол богатый накрыл?

Осмелели тут гости незваные. Парни на лавку повалились. Де́вицы от жары взопрели, шубейки распахнули, платки распустили, с ноги на ногу у стола переминаются, не решаясь присесть. Но ручки белые к пирожкам и сладостям потянули.

Степан яблочко мочёное взял, Нюре протянул. Она смутилась, но угощение приняла. Ещё ниже голову склонила, да и кусь яблочко за румяный бок.

Парни загомонили, зашумели. Де́вицы оживились. Быть в скорости свадьбе шумной! Издревле так повелось, что только на Святки парень без родительского дозволения согласия де́вицы испросить может. Коли возьмёт она из рук его яблочко, да надкусит, стало быть люб он ей. Можно сватов засылать.

Радуются парни, веселятся де́вицы, предвкушая гулянье. И тут заскрипела лестница. Тяжело так. Протяжно. Идет кто-то.

— Не иначе хозяин, — прошептала Натка. — Прогонит он нас! Ей-ей прогонит! Бежим!

С визгом и криком бросились гости незваные из светлицы. Парни на ходу полушубки да шапки надевали, де́вицы платки завязывали. Выскочили во двор, схватили мешки и наутёк. Только позёмка да снег клочьями за ногами как за санями в разные стороны разлетается.

До самой площади рыночной бежали. И только там спохватились. Не всем спастись из дома печника удалось. Парни все как на подбор тут, и подружки, кто побойчее. Только Ладушки нет.

— Ой, что делать — то! — заголосила Нюра. — Это ж я, окаянная, уговорила Ладушку с нами пойти. Что же я теперь матушке да батюшке её сказывать буду?

— Ну-ну, не реви! — Степан осмелел, достал из мешка леденец и протянул. — Не горюй! Не кручинься. Сейчас пойдём и отобьём подругу вашу.

Нюра взяла леденец, зарделась, засмущалась и притихла.

— Да! — подбоченился Гришка. — Отобьём. А обижать станет — всю деревню поднимем, не убоимся.

Пошли парни и де́вицы к хоромам. Ходили вокруг, ходили, а внутрь зайти страшно. Куда вся удаль молодецкая подевалась. Так до первых петухов никто и не решился ни в оконце, ни в дверь постучать.

— Надо деревню поднимать, — встревоженно сказал Степан, когда небо посерело. — Негоже мужику вдовому, девку не мужнюю в неволе держать. Не пристало.

— Ох, стыд-то какой! — заголосила Нюра. — Поди узнают, что по моей вине Ладушка в беде оказалась. И её и меня затюкают.

— Обойдется! — уверенно заявил Гришка, глядя через щель в калитке, как из тихо открывшейся двери дома выскользнула хрупкая фигура. — Идет она!

— Ладушка! Ладушка! Угрюм тебя незабижал? — наперебой стали расспрашивать подруги.

— А то мы сейчас… — начал, было, Гришка, но под грозным взглядом Степана умолк.

— Нет, незабежал, — скромно потупив взор, и зардевшись, словно маков цвет, ответила Ладушка. — И не Угрюм он вовсе. Его Егором матушка да батюшка --">