Василий Дмитриевич Ряховский - За отцом

Степке, уже спал.

— Держите ухо востро. Дежурьте на почте. Чуть что, из городу вам знать дадут. Следите за всяким элементом. Бумаги всякие соберите в кучу, и ежели какая тревога, не оставляйте, с собой берите…

Дальше Степка не слыхал. Не совладев со сном, ткнулся в подушку.

Проснулись утром, отца уже не было. Мать ходила невыспавшаяся, с окружившимися бессонными глазами. Степка видал, как она в амбаре, ткнувшись головой к закрому, плакала, приподнимая костлявые плечи.

Для выяснения вопроса устроили в картофельной грядке совещание. Собрались: Митяха, Кутырь и Серега Пичок. Засели в грядке, где самая высокая ботва. Степка, обводя всех широко раскрытыми от выпиравшей тайны глазами, сделал доклад:

— Большевикам конец, ребята, приходит… К городу идет с огромадными войсками атаман казаков Мамонтов.

Ребята, затаив дыханье, слушали. Первый не выдержал Пичок. Шмыгнул курносым носом, спросил:

— Стрельба будет? Ух, здорово!

— Пушки будут бить… Во, как!

И Степа присунулся вплотную к кругу голов.

— Все громить будут. Сраженье предстоит— я те дам.

Митяха, махнув руками, перебил:

— Коммунистов вешать будут.

— Кто?

Степка презрительно оглядел замызганное лицо Митяхи. Тот, сбившись, замялся, а потом отвел глаза в сторону, процедил:

— У мужиков нагорело. Все говорят. А я што?

— Руки не выросли! — Степка поднялся на ноги. И не сдерживая больше тайны, обрушился на Митяху — Дюже их боятся, мужиков-то! У коммунистов небось сколько силы-то, револьверы. Вон, папа показывал бомбы. Трахнут одной, и от нашего села может только дым столбом. А то!

Ни до чего не договорились. Мать сбила. Крикнула с риги:

— Степка, Ванька! Где вас придушило!

Разошлись.

А вечером на выгоне играли в Мамонтова. Вооружились палками, деревянными лошадями, выстроились. Ванька лез вперед:

— Кто за Мамонтова?

— Уйди ты!

Степка путался: не знал, кого ему играть, — Мамонтова или большевика. Плохо, что большевикам отступать придется, а Мамонтова неловко, — отец коммунист, а он в эту банду полезет. Ломал голову. Ребята ждали, сдерживая нетерпеливых коней. Наконец решился.

— Ладно. Ты, Вань, будешь Мамонтов. Тебе нескоро в коммунисты, ты пока бандой побудешь. Ладно? А я — большевик, Вечека.

Ребята рассыпались по выгону, залегли за валами. До ночи шло сраженье. Кончили, когда заплакал Пичок, — щеку ему напырнули палкой в сраженьи. Напырнул ретивый большевик Степка, но ему не хотелось сознаваться. Обозлившись на ревущего Пичка, он ткнул его в бок:

— Какая с тобой игра! Тоже казак, орешь, как зарезанный.

Пичок сильней заплакал. За него вступились Митяха, Кутырь и другие ребята. Отделившись в сторону, начали ругаться.

— Коммунист — и лезешь! Конопатый. Вздуть тебя, тогда узнаешь, как лезть.

И натолкали зазевавшемуся Ваньке в загривок.

Долго ругались. И Степка шел домой до крайности расстроенный. Ванька шмыгал носом, поддерживая штаны.

— Суки, — ругался Степка. — Не я большевик, я б их всех к стенке за такие дела.

В эту ночь спали оба крепко.

II

От отца не было никаких известий. Приезжавшие из города мужики говорили, что в городе военное положение, суета и чего-то ждут. Мать все туже сжимала губы, часто плакала и ругала отца. Дед тоже кряхтел недовольно.

— Нехватало чего-то. Ввязал его родимец.

По селу пошли всякие слухи. Говорили, что всех коммунистов Мамонтов на кол сажает, а их семейных сжигает живыми. Степке с Ванькой делалось страшно от этих разговоров, а больше всего жалко было отца.

Один раз, проходя вечером мимо барского сада, слышали они разговор мужиков, сидевших на корточках у стены. Говорил Старостин Петруха:

— Мы с своими сами разделаемся. Духу не оставим. Вот еще Захар Уткин. Я ему за свою лошадь покажу.

Услыхав имя отца, Степка толкнул Ваньку, чтобы молчал, и оба залегли в высокой крапиве со стороны сада за стеной. Мужики гудели все враз. Потом опять Петруха:

— Надо подгадать, когда приедет. Сцапать его, да придержать до выяснения дела. Ежели Мамонтов пропрет дальше, ну, и прикончить.

Кто-то, сомневаясь, спрашивал:

— Ну-ка, хуже --">