Нэнси Фармер - Дом Скорпиона

было далеко не всё. Клеткам что-то не нравилось в питании, в тепле, свете — Эдуардо не понимал, в чём дело. Клетки гибли одна за другой. Вскоре их осталось только пятнадцать, и желудок Эдуардо то и дело сжимался в ледяной комок. Если он потерпит неудачу, его отошлют на Фермы, и что тогда станет с Анной, с детьми, с отцом — глубоким стариком?!

— Ничего страшного, — голос Лизы послышался так близко, что Эдуардо едва не подпрыгнул. Лиза была одним из старших техников. После долгих лет работы в темноте ее лицо стало белым как мел, а сквозь пергаментно-тонкую кожу просвечивали синие ниточки вен.

— Как это — ничего страшного?! — сказал Эдуардо.

— Эти клетки были заморожены больше ста лет назад. Они не могут быть такими же здоровыми, как образцы, взятые только вчера.

— Неужели так давно? — удивился Эдуардо.

— Но хотя бы часть из них должна выжить, — сухо отрезала Лиза.

И Эдуардо снова начал беспокоиться. Примерно с месяц всё шло нормально. Наступил долгожданный день, и он имплантировал крошечные эмбрионы в матки коров-кормилиц. Коровы стояли в ряд и терпеливо переминались с ноги на ногу. Их кормили из трубок, а физические нагрузки, необходимые для успешного созревания плода, животные получали от гигантских механических рук, которые стискивали и массировали их ноги так, будто коровы бредут по бескрайнему полю. То и дело какая-нибудь из коров начинала двигать челюстями, словно жвачку жевала.

«Снятся ли им одуванчики? — думал Эдуардо. — Чувствуют ли они, как призрачный ветер ворошит траву у них под ногами? Наполняются ли их мозги тихой радостью оттого, что в утробе у них созревает новая жизнь? И понимают ли они, что за дети растут у них во чреве?»

Однако коровам, по-видимому, весьма не нравилось то, что с ними сотворили, ибо тела их решительно отторгали имплантированные эмбрионы. Младенцы, на этой стадии развития не крупнее мелкой рыбешки, гибли один за другим.

Наконец остался только один — последний.

По ночам Эдуардо спал плохо. Он то и дело вскрикивал во сне, и Анна спрашивала, что случилось. Но он не мог ей рассказать! Не мог признаться, что, если последний эмбрион погибнет, его вышвырнут с работы. И отошлют на Фермы. И тогда она, Анна, и их дети, и старик отец побредут по пыльным дорогам под жарким, палящим солнцем.

Но этот единственный эмбрион вырос и превратился в существо с отчетливо различимыми руками, ногами и миловидным спящим личиком. Эдуардо часами рассматривал его на экране сканера. «Ты держишь в своих руках мою жизнь», — говорил он младенцу. И малыш, будто слышал, принимался крутиться в коровьей матке всем своим маленьким тельцем, пока не поворачивался к человеку лицом. И Эдуардо, непонятно почему, ощущал теплую привязанность к этому крохотному созданию.

Когда наступил решающий день, Эдуардо принял новорожденного на руки, словно собственное дитя. Его взор затуманили слезы. Он бережно положил младенца в колыбель и потянулся за иглой, которая должна была стереть его разум.

Лиза торопливо перехватила его руку.

— Этого не исправляй, — велела она. — Это один из Алакранов. Их всегда оставляют как есть…

«На пользу ли тебе это будет? — думал Эдуардо, глядя, как младенец поворачивает головку навстречу суетящимся медсестрам в накрахмаленных халатах. — Скажешь ли ты мне спасибо, когда вырастешь?»

2 Домик в маковых полях

Матт стоял перед дверью и отчаянно растопыренными руками преграждал Селии путь. Небольшая гостиная была залита голубоватым светом раннего утра. Солнце еще не поднялось над горами, окаймлявшими далекий горизонт.

— Это еще что такое?! — сказала женщина. — Ты уже большой мальчик, тебе почти шесть лет. Ты же знаешь, мне надо на работу. — Она подхватила его под мышки и, словно пушинку, отстранила с дороги.

— Возьми меня с собой! — взмолился Матт, хватая ее за рубашку.

— Перестань. — Селия осторожно выпростала одежду из его пальцев. — Тебе нельзя со мной, ми вида. Ты должен прятаться в гнездышке, как хорошая маленькая мышка. Вокруг летают ястребы, которые едят маленьких мышек.

— Я не мышка! — завопил, заорал, завизжал во весь голос Матт. Он хорошо знал, как сильно это раздражает взрослых, но ему во что бы то ни стало надо было задержать, остановить Селию, пусть даже она будет ругаться. Сил больше нет целыми днями сидеть одному!

Селия оттолкнула его — мягко, но твердо:

— Каллате! Заткнись! Хочешь, --">