Григорий Степанович Травин - Поджоги в Нью-Бекервиле

доказывавших неполноценность черной расы, газета наме-кала, что не худо бы, по доброму обычаю предков, линчевать парочку негров: суд Линча - не хуже других американских судов.

Кроме того, газета требовала ареста всех коммунистов и нелояльных американцев, а также ускорения производства водородных бомб.

Д. Уестер после этой статьи вырос на целую голову.

Пожары не вредили его карьере, напротив, в дыме и пламени шла к нему слава, из которой умеючи можно сделать и доллары. Ои развил кипучую деятельность: посадил за решетку еще несколько нег-ров и белых, подозреваемых в подписании

Стокгольмского воззвания, и потребовал, чтобы город начал строительство новой тюрьмы. Остальное было не по его части: линчевание - дело «общественности», что же касается водородной бомбы, то водород, атом и прочие марки американского пороха - дело науки. А какая наука в Нью-Бекервиле? Одна школа, которую никто не хочет содержать - ее давно пора бы закрыть, а школьное здание переоборудовать под казарму.

«Поджигатели» были разоблачены и схвачены, их обвиняли в подрывной деятельности - готовился громкий судебный процесс, по образцу проведенного Гарольдом Р. Медина… но пожары все-таки не прекращались.

Дома пылали, как ни в чем не бывало! Агенты страхового общества по-прежнему лазали, прожигая штаны, по пепелищам, стараясь выяснить истинную причину разоряющих «Феникс» пожаров. Они допрашивали погорельцев и их соседей. Но нигде не было никаких признаков поджога, на которые у страховых ищеек особый нюх. Погоревшие хозяйки много и охотно говорили о бушевавшем пламени, но ни одна не могла сказать, откуда начался пожар, что было его причиной. Ни одна не видела поджигателя. Может быть, Мэри Вилкинсон пролила бы свет на это темное дело, но Мэри Вилкинсон в Нью-Бекервиле не оказалось - такой женщины, по-видимому, в городе вообще не существовало.

***

Джон Браун был самый молодой из учителей школы, которую никто не хотел содержать. И, по мнению «почтенных» горожан, вроде булочника Смита, - самый глупый - полученное от отца наследство он ухлопал на устройстве какой-то там физической лаборатории! Мог бы иметь свое дело, а теперь вынужден существовать на нищенское жалованье школьного учителя.

Обыватели презирали Брауна. Он платил им тем же. Но иногда, в минуты уныния, молодой физик думал: не лучше ли было, в самом деле, завести не лабораторию, а булочную? Булки нужны всем, а кому нужны открытия в области физики?

Газеты тоже не радовали Брауна. Статьи о бекервильских пожарах вызвали у него горькую усмешку:

- Вот образец нелогичности мышления! Какой смысл поджигать дома в такую пору, когда легче всего попасться с поличным? Для чего поджигать только по одной стороне улицы? Никакой злодей, решившийся сжечь город, не действовал бы так нелепо. Для чего коммунистам или неграм поджигать дома, да еще в таком захолустье? Если уж подозревать в поджогах людей, то всего логичнее было бы видеть тут не «руку Москвы», а руки строительной и мебельной фирм. Ведь погорельцы - их заказчики и покупатели, пожар для этих фирм бизнес. Только ведь и монополистам ни за какие деньги не найти поджигателей-невидимок. Ясно, что поджигают не люди, но кто же… или что?

Еще до появления статей, пожары заинтересовали Брауна именно их необычайной «плановостью». Он склонен был видеть в них какое-то закономерное явление, скорее всего, физическое. Оно было непонят-но. А все непонятное ему хотелось выяснить, такой уж был у него характер. Газетная шумиха побудила его заняться этим делом вплотную. Он хотел снять вздорные, но опасные обвинения с негров и коммунистов, среди которых имел друзей. Времени у него было достаточно - как раз начались летние каникулы.

Браун развернул план Нью-Бекервиля, на котором он аккуратно обводил красным карандашом каждый горевший дом, проставляя тут же и дату пожара. Удивительное распределение пожаров особенно бросалось в глаза на плане - со странным постоянством горели дома только по северной стороне улиц. Браун жил на южной. Это было досадно: он согласился бы сам погореть, лишь бы разгадать тайну пожаров. Но по его стороне дома не загорались.

Браун положил перед собой чистый лист бумаги и долго смотрел на него, будто силясь прочесть что-то, написанное невидимыми чернилами. Через --">