Автор неизвестен - Чешские сказки

стыдно, имя у меня больно грубое. — Да чего стесняешься, имя как имя. Ведь надо же тебя как-нибудь называть.

— Золушкой меня зовут.

Старик сдвинул шапку на затылок:

— Золушка, Золушка… Слыхивал я когда-то про Золушку… Та удачливая была, из ничего всего добилась.

Позвали они Золушку ужинать с ними. Она села рядом с Гонзой, и ему никогда ещё так вкусно не елось, как в этот раз.

После ужина она прибрала горницу, коровам и лошадям корм задала. Уселись на крылечке. Горошку покурить хочется, да и Гонзе тоже, а табака — ни крошки. Сидят головы повесили. Она и спроси:

— Чего это вы нахохлились, как мокрые куры?

Они старые трубочки свои знай повёртывают в руках, продувают. Золушка сорвалась и вскоре вернулась с большим узелком табака. Крошатка свежая, вот счастье-то! Оба задымили вовсю. Старик Горошек говорит ей:

— Будь у нас в доме полной хозяйкой.

А Гонза поддакивает.

Посидели. Потом Гонза спрашивает:

— Ну, где кто спать будет? У нас ни кровати, ни перинки, ничегошеньки нет!

Золушка говорит:

— Я лягу спать в хлеву, там соломы много. Пожелали друг другу доброй ночи, батрачка пошла в конюшню, мужики в горницу, легли у стола на лавку.

Старик снял куртку, улёгся на один бок, Гонза — на другой.

Утром старик вышел в сени, а там — полон ушат молока стоит. Коровы и козы уже подоены. Он и руки врозь — что такое? А Гонза говорит:

— Видите, батя, какое счастье к нам в дом пришло, теперь сможем кой-какой грошик отложить.

Вот приходит еврейка, принесла большую крынку:

— Сегодня налейте полную.

Старый Горошек не знает, как и взяться. Гонза зовёт:

— Ну-ка, новая хозяйка, налей ты.

Налила, а ничуть не заметно: в ушате словно и не убавилось. Старик с Гонзой просто не знают, куда девать молоко, так его много. Решили только вершки снимать. На потолке — кадушки, лоханки кучей свалены. Золушка перемыла их, выскребла. Доила два раза в день и ставила молоко в тепло.

Гонза только досадовал, что у неё такое имя нехорошее.

— Деревенские смеяться над нами будут.

А она отвечает:

— Об этом не тужи, придёт время, будет у меня другое имя.

Так проходил день за днём. Гонза гонял скотину на выгон, старик пахал, а новая хозяйка всё по дому делала. Старик повеселел. И молока всё больше прибавлялось.

— Что, — дескать, — со сметаной-то делать будем?

— В субботу собью её, пусть в доме будет масло.

В субботу разыскала она старую маслобойку, выпарила её, и стали они втроём пахтать. Три раза пришлось ей в маслобойку сметану наливать! Промыла, сложила — масла полна кадушка! Старик просто в недоумение пришёл, глазам не верит.

Хватились, — а соли-то нет. Она достаёт из кармана монету, подаёт Гонзе — деньги какие-то не наши, он таких и не видывал никогда — и говорит:

— Сходи купи пять фунтов соли.

Гонза принёс, она тут же высыпала соль на стол, взяла топорик, потолкла её обушком. Взвесила масло — тридцать фунтов. Старик чуть с ума не сошёл — что только в доме творится! Снесла масло на погреб, чтоб застыло, а вечерком, дескать, как отдохну, отнесу его в город, продам. Гонза взял мел, стал считать, сколько выручит, даже и сосчитать не смог.

— Теперь нужна мне корзинка, в чём понести.

Гонза сейчас же побежал, приволок травяную корзину. Старик за голову схватился:

— Да ты что, спятил, что ли, это ведь корзина травяная, а не для масла! Вот видишь, — говорит он Золушке, — у нашего Гонзы не все дома.

Та хохочет, а Гонза повернулся, схватил в сенях со шкафа лукошко и прямо вместе с наседкой притащил в горницу.

— Ну, это человек блажной! Не мучь уж его, а то он совсем очумеет, видишь — мечется, ровно угорелый. На чердаке висит корзинка, ещё от старухи осталась, сходи сама.

Но Гонза не мешкает, сам побежал на чердак, принёс корзинку. Золушка открыла её, а там полно мышиных гнёзд. Побежала во двор, в навозной жиже её вымыла, на речке выполоскала и несёт в горницу чистую корзинку.

— Теперь, — дескать, — дайте мне под масло лоскут чистого миткаля.

— Да что ты, милая, какой там у нас миткаль. Рубашек и тех нет. С тех пор как старуха померла, в доме белья ни ниточки не осталось.

Золушка завернулась, никому ни слова не сказала и мигом принесла подмышкой свёрток белого миткаля. Оторвала три куска, чтоб масло завернуть, остаток убрала.

А Гонза наш так и вьётся вокруг Золушки:

— Не откажи, — говорит, — сшей мне из этого куска рубашку в --">