Эдит Несбит - История амулета

ужасно! — поспешила добавить Антея. — Но только давайте не будем усугублять. Я хочу сказать, что в таком положении нам недоступны всяческие дорогостоящие развлечения, но хоть что-нибудь-то мы можем предпринять. В Лондоне наверняка имеется огромное количество вещей, на которые можно поглазеть, не заплатив ни цента. Вот я и предлагаю пойти и поглазеть на них! Все мы уже достаточно взрослые, чтобы гулять самим по себе, да и Ягненок на нас не висит…

На этот раз Джейн всхлипнула гораздо громче.

— Я только имела в виду, что теперь нам никто не сможет сказать «нет», дорогуша! — успокоила ее Антея. — Я полагаю, что прежде всего нам нужно убедить няню в том, что мы уже страх какие взрослые и нам можно выходить на улицу одним. Без этого у нас ничего не получится и мы все лето просидим взаперти. Затем я предлагаю осмотреть все имеющиеся в округе достопримечательности. Начнем с того, что попросим няню выдать нам по ломтю хлеба и отправимся в Сент-Джеймсский парк кормить уток — их там по меньшей мере сотни три, а то и четыре. Только мы должны обязательно настоять на том, чтобы няня отпустила нас одних.

— Да здравствует свобода! — закричал было Роберт, но тут же осекся. — Она этого ни за что не сделает.

— А вот и сделает! — неожиданно вступила Джейн. — Сегодня утром я почему-то как раз об этом подумала. Я спросила папу, и он сказал, что не имеет ничего против. Мало того, он еще и нянечке сказал, что мы можем гулять, сколько нам вздумается, только мы должны обязательно говорить, куда идем и когда вернемся, а то она нас не отпустит.

— Гип-гип-ура нашей предусмотрительной Джейн! — закричал Сирил, пробуждаясь от вызванной полнейшим отсутствием перспектив спячки. — Я предлагаю пойти гулять немедленно!

Единственное, о чем их попросила старая нянечка, это быть очень внимательными на перекрестках, а лучше так и вообще всякий раз, как им вздумается перейти на другую сторону улицы, просить о помощи полицейского. Но дети прекрасно разбирались в перекрестках, так как жили в Камдентаунском районе с его оживленнейшей Кентиштаун-роуд, по которой в любое время дня и ночи, как сумасшедшие, носились железные трамваи, грозя переехать своими безжалостными колесами первого встречного-поперечного.

Они пообещали вернуться дотемна. Это было очень умно с их стороны, потому что на дворе стоял июль, и темнота ложилась на город не раньше одиннадцати часов вечера — то есть, по крайней мере, через час после того времени, когда им полагалось быть в постели.

Итак, дети отправились в Сент-Джеймсский парк, имея в карманах по огромному ломтю хлеба и не поддающейся никакому определению массе вафельных крошек, предназначавшихся для кормления тамошних уток. Повторяю, они отправились в парк, но так туда и не попали.

Вы, конечно же, знаете, что между Фицрой-стрит и Сент-Джеймсским парком протянулась целая паутина маленьких улочек и что если все время придерживаться прямого пути, вам неизбежно придется пройти мимо огромного количества всяческих лавочек и магазинчиков, не остановиться возле которых является самым настоящим преступлением. Понятно, что дети останавливались и по несколько минут торчали у каждой мало-мальски приличной витрины, разглядывая золотые кружева и перламутровые бусы, картины и статуэтки, платья и шляпки, омаров и устриц — одним словом, все те на редкость привлекательные вещи, какие имеют обыкновение выставлять в своих витринах лавочники. И чем дальше отходили они от дома номер 300 по Фицрой-стрит, тем легче становилось у них на душе.

Наконец, повинуясь очередному бесшабашному приказанию Роберта, которого девочки, желая сделать ему приятное, избрали на сегодня капитаном (Роберт был и впрямь польщен, а Сирил не решился возражать, опасаясь, что его заподозрят в самой что ни на есть черной зависти), дети свернули за ближайший угол и очутились на маленькой извилистой улице, где — о счастье! — их глазам предстали самые завлекательные лавки на свете. Я, естественно, имею в виду лавки, где продают всяческую живность. Дети немедленно устремились к большой витрине, сверху донизу уставленной клетками с певчими птицами. Птицы были всех цветов и обличий, и дети любовались ими до тех пор, пока не вспомнили, как однажды им вдруг захотелось иметь крылья — и они их получили. Это воспоминание немедленно навело их на мысль о том, что всякое крылатое существо наверняка испытывает неимоверные страдания, томясь в тесной --">