Эль Стравински - Суденицы

лесам хриплый, надрывающийся голос Данилы, – хватит играть со мной в прятки, я не уйду пока не явитесь передо мной!

Устал Данило в пути, глаза сами собою смыкались. Да только спать нельзя. Уснет – тут и сгинет. Вдруг в шелесте листьев почудился голос девичий, ласковый такой, тонкий.

– Приляг, Данилко, на мягкую травушку, укройся мятой и барвинком. Спи, спи сладко…шшшш….

И так мягко шепчет, что Данило сам не понял, как очутился на траве и начал проваливаться в сон. Уже в полудреме вспомнился образ старика и его наказ не спать ни при каких условиях. Данило подскочил как ужаленный:

– Не проведете, слышите! На том свете высплюсь.

Теперь уже в шелесте листьев чудился заливистый смех, как колокольчик или чистая родниковая вода. А следом из всех теней показались чудища. Они кидались из стороны в сторону, злобно сверкали пустыми глазницами да гнилыми клыками. Завывали похлеще волков и размахивали когтищами в локоть длиной. Данила не на шутку испугался, даже крестик из-за пазухи достал. А потом бросился бежать во весь опор. Да только голос девичий никуда не делся, теперь жалобно звал на помощь. Просил от чудищ спасти.

– Спасите, помогите! – доносилось из-под каждого кустика, из-под каждой травинки.

– Где ж ты девица? – Данило метался в потемках, но не видно было ни зги. Только глазища чудищ горящие в темноте. Аж заслышал Данило совсем рядом всхлипывания, да такие горькие, аж сердце кровью обливалось. И заприметил наконец-то в кустах шиповника еле различимую, хрупкую девичью фигурку. Бросился к ней на помощь, да только рукой прикоснулся, аж девица превратилась в клыкастое чудовище и бросилась на сердобольного хлопца.

Не успел Данило опомниться, как выбежал на небольшую лужайку, где перед ним словно из-под земли выросла избушка. На вид совсем заброшенная – покосилась на один бок, дыры зияют.

Данило рванула на себя хлипкую деревянную дверцу обветшавшего домика и остановилась на пороге.

В воздухе витал аромат свежего сена и пугливой лаванды. Даже морозная свежесть первого снега почудилась. Молодец вдохнул полной грудью и сон как рукой сняло. Это место, казалось, вне времени и пространства, а там, где встречается прошлое, настоящее и будущее.

Седовласая старуха сидела на промерзлой земле, едва прикрытой дымкой инея, и ловко орудовала веретеном. Она задумчиво что-то в нем созерцала и словно чего-то или кого-то ждала. Шальной ветер играл серебром ее волос и лоскутами обветшавшей ткани, прикрывавшей нагое тело вместо платья. В котелке над очагом что-то булькало и довольно аппетитно пахло. У Данило аж желудок свело, вспомнив, что не ел несколько дней.

– Входи, добрый молодец. Гостем будешь. Не топчись у порога, в ногах правды нет, – прошамкала старуха, не отвлекаясь от дел.

И тут-то Данило понял, озираясь в сторону леса, что чудища, словно гончие, добычу прямиком в силки загнали. Спохватился Данило, да вспомнил слова старого знахаря: «Не верь глазам своим». Еще раз пригляделся к старухе и сразу узрел прекрасную деву в длинных белых одеяниях. Хитрить сестрицы надумали. Ну что ж, так и мы бывалые. Данило расправил плечи и уже без тени страха вошел в дом.

– Бабушка, говорят где-то в этом лесу суденицы живут. Может знаете, видели, где сестер сыскать?

– Погибели ищешь, добрый молодец. Неравные дают они людям судьбы: у одних вся жизнь в довольстве и почёте, у других, сколько ни бейся, ни доли, ни воли. У одних жизнь длинная, у других – короткая. За что ж их почитать и встречи искать? Их бояться надобно, – молвила старуха.

– Справедливости не боюсь, а мастериц уважаю. Чего ж их боятся?

– То ли глупый, то ли смелый, – хмыкнула старуха, – Поешь и ложись спать – устал с дороги, утро вечера мудренее.

– Не голоден я, бабуся, благодарствую, – хитрые сестрицы, да он хитрее.

Данило глаз не сомкнул всю ночь, памятуя наказ мудрого знахаря. А старуха с первым проблеском луны куда-то ушла. А утром ни свет, ни зоря под её личиной явилась уже другая златовласая прелестница.

– Так зачем судениц ищешь, добрый молодец? – молвила старуха, накладывая в тарелку еще дымящуюся кашу, а на столе, устланном домотканой скатертью, уже красовалась крынка парного молока, ломоть хлеба да медовые соты, – Судьбы лучшей просить или богатств несметных?

От такой хлебосольности Данило не устоял и умял все подчистую, даже крошек не оставил. Казалось, что такой вкусной еды никогда в жизни не ел. Да вот только сил не прибавилось, а еще пуще --">