Владимир Михайлович Крепс , Клементий Борисович Минц - Сокровища капитана Ермакова

своевременно прибыть на заседание нашего клуба. Моего читателя навещает гость — достоуважаемый участник научной экспедиции на немагнитной шхуне «Заря». И вдруг я слышу — посетитель передает поручение с борта «Зари». Один из магнитологов, Саша Ермаков, все время в плавании и никак не может попасть на Большую Землю. Пользуясь оказией, он просит своего школьного товарища Алексея Синельникова помочь ему в весьма затруднительном положении…

— Да что же случилось на «Заре»? — не выдержав, перебил Дик Сенд.

— Это случилось не на заре, а ночью. И не в океане, а в Москве. Скончался капитан дальнего плавания Иван Петрович Ермаков, оставив весьма примечательное завещание относительно судьбы своих сокровищ…

—Сокровищ? Да говорите же, каких сокровищ? Вы долго будете играть на моих нервах, Гулливер?.. Весь Тараскон знает, как я страшен в гневе, — мрачно сдвинув густые брови, заявил Тартарен.

— Спокойствие, любезные друзья. Я успел сделать на манжете некоторые заметки, пока гость с «Зари» рассказывал про это завещание. Вот слушайте:

«Я, капитан дальнего плавания Иван Петрович Ермаков, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю свои сокровища, собранные на протяжении всей моей жизни…».

А дальше я, к сожалению, не расслышал, кому именно адресовано завещание…

— Неужели вы больше ничего не записали? — с огорчением переспросил Немо.

— Я успел записать самое главное — местонахождение клада. Вот…

«Этот дар хранится в моем родном городе по адресу: Пушкинская улица, 20, во дворе дома моей сестры Аглаи Петровны Ермаковой. Искать его надо в каменном сарае у старого дуба».

Итак, племянник старого моряка Саша Ермаков уже больше года в плавании, исполнить волю дяди до сих пор не смог и попросил заняться этим Алексея Синельникова.

Робинзон со вздохом начал разжигать трубку…

— Где же тут тайна? Клянусь глобусом, мне все ясно, как морская карта!..

— Есть множество неясных и даже ошибочных карт, — заметил командир «Коршуна».

— Какие же сокровища хранятся на Пушкинской, 20? Золото в слитках? Старинные монеты? Коллекция древностей? Дорогое оружие? — задавал сам себе вопросы Тартарен, но не находил на них ответа.

В глазах Немо промелькнула какая-то искорка.

— И кому завещан клад?.. Родным или друзьям?.. Членам его экипажа?.. Престарелым морякам?..

— Это все не имеет значения. Ведь, конечно, Алексей Синельников поспешил выполнить просьбу своего друга Ермакова-младшего и отправился на поиски сокровищ. А кому передать — он-то хорошо знает… — с большой уверенностью заявил Дик Сенд. — Разрешите манжету, капитан Гулливер. Я на всякий случай занесу ваши записи в судовой журнал.

Тот передал юноше смятую манжету…

— Вы ошибаетесь, Дик. Мой читатель из научно-исследовательского института Алексей Синельников никуда не поспешил. Он вздохнул и сказал: «Поздно. Я уже не успею». Но почему он сказал «поздно»? И так просил передать Саше Ермакову на «Зарю»?

Робинзон пришел в большое волнение.

— Я понимаю, почему он так сказал… Видимо, в самом деле поздно. Все ясно — сокровища похищены, и сарай на Пушкинской двадцать пуст. Дайте спичку, Тартарен.

Толстяк с величайшей готовностью чиркнул спичкой о подошву и любезно поднес огонь к трубке Робинзона.

Гулливер тотчас вступил в спор.

— Вам все ясно. А мне все неясно. Сплошной туман. С редкими просветами. Видно только одно — без нас дело не обойдется. Для Алексея Синельникова — поздно и невозможно. Но мы, знаменитые капитаны — создание дерзкой мысли и фантазии. И не раз обгоняли ветры и ураганы, пространство и время. Мы можем успеть, чтобы там ни случилось!

Робинзон спокойно уселся в кресло возле камина, явно не собираясь никуда спешить.

— Клянусь попутным ветром, мы можем успеть… Но к чему? Зачем нам эти неведомые богатства, когда страницы наших романов переполнены драгоценными грузами погибших кораблей, сундуками с дублонами, бочонками с пиастрами… А жемчуг и золото подводных глубин всегда в распоряжении нашего друга --">