Светлана Медофф - Три поросенка и Волк

Они пошли, но по пути в орешник заглянули,

Потом понежились в грязи и сытые уснули.

А завтра стало вновь тепло, летела паутина,

Они забыли обо всем – лежали, грели спины.

Наф-Наф повсюду их искал, переживал сначала,

А после белка ему все как есть пересказала.

«Ну что ж», – взгрустнул он и пошёл за глиной и камнями,

И стал работать, словно вол, и днями и ночами.

Еноты, белки, муравьи Наф-Нафу помогали:

Месили глину и песок, солому собирали.

Пришли на это посмотреть и ветреные братцы,

Ну и давай критиковать, смеяться, издеваться:

«Ты посмотри, вот это дом у нашего главкома!»

«Красиво жить не запретишь: буржуйские хоромы!»

«Наф-Наф, как Маугли, братан, всё знает, всё умеет».

«Да нет, он пашет, как Балда, ну разве что не сеет!»

Наф-Наф, стирая пот со лба, лишь усмехнулся горько:

«Посмотрим, кто из вас острить начнёт в зубах у Волка».

«Я лично Волка не боюсь, – вскричал Нуф-Нуф отважно, —

Вы помните, он в прошлый раз не смог догнать нас даже!»

И песню громко затянул, толкая в бок Ниф-Нифа,

Который тут же в пляс пошёл, кривляясь шаловливо.

Песня поросят:

Ви-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди-ди, ви-ам-ам-ам-авэй, нас съедят.

Ви-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди-ди, ви-ам-ам-ам-авэй, нас съедят.

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове,

Где-то в темном лесу претёмном Волк спокойно спит,

Где-то в темном лесу претёмном старый Волк храпит.

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове…

Им звери стали подпевать и присоединились,

И паровозиком живым в кустах, танцуя, скрылись.

А утром выпал первый снег, и хвостики замёрзли,

Под пятачками бахромой соплей повисли грозди.

Ниф-Ниф, копытцами стуча, дрожа, сказал Нуф-Нуфу:

«Я тоже буду строить дом, но только не с испугу.

Пришла зима, и на снегу мы не протянем долго».

Нуф-Нуф ему: «Зачем вилять? Ты трус! Боишься Волка!

Так и скажи, боюсь-боюсь, злой Волк меня проглотит».

«Я осторожный, а не трус! Представь, идет охотник

И видит нас издалека – привет, мы в его власти.

Ку-ку, пиф-паф и ой-ой-ой – шашлык из задней части!

Так было с мамой». «Замолчи! Не говори ни слова!»

Но продолжал дразнить Ниф-Ниф: «Ну съели, что такого?»

Нуф-Нуф на брата налетел, зубами впился в ухо,

Тот завизжал и саданул копытом прямо в брюхо.

Минуты две они пыхтя друг друга избивали

И не встречаться никогда, расставшись, обещали.

Сто или двести раз потом об этом пожалели.

Ниф-Ниф переживал и ел, толстея и толстея.

Взяв себя в руки, он шалаш из камыша построил.

Нуф-Нуф, три дня поразмышляв, убил в себе героя.

Из брёвен, лыка и ветвей, валявшихся повсюду,

Он кое-как соорудил под елкой халабуду.

Примчалась белочка к нему, которая обычно

Всем тарахтит о новостях общественных и личных,

И рассказала, что к ним в лес пришла овечка Бета,

Она живёт то ли в горах, то ли в долинах где-то.

И хочет встретиться, представь, не с кем-нибудь, а с Волком!

Нуф-Нуф махнул: «Пойдем же к ней и разберемся толком.

Овца? Одна? Не может быть! Овечки все трусишки,

Они встречаются в лесу не чаще, чем мартышки».

А на поляну, где уже овца митинговала,

Сошлась, слетелась и сползлась веселая орава.

Ниф-Ниф всем уши прожужжал: «Я её первым встретил!

Наш лес теперь, благодаря ей, известен всем на свете!»

Народу столько собралось от мала до велика —

Деревья гнулись и земли почти не было видно!

Старуху жабу на концерт под лапы притащили,

И черепаху из пруда внучата прикатили.

Овечка Бета, распаляясь, потея от волнения,

Произносила свою речь. Не речь, а обвинение:

«Я здесь, в лесу, быть не должна. Должна я на леваде

Пастись спокойно, не боясь, по сторонам не глядя.

Но нет покоя – вечный страх мое терзает сердце.

Где этот страшный серый Волк? Он мне