Максим Горький - О маленькой фее и молодом чабане

пропета, фее так сильно захотелось посмотреть поближе на того, кто пел её, что она готова была побежать туда, но, вспомнив рассказы матери о том, что по степи часто ходят люди и что с ними лучше не встречаться, коли не хочешь несчастья, – удержалась и молча, не отрываясь, всё смотрела на певца. А он, кончив свою песню, взмахнул над головой палкой, свистнул и, крикнув к лесу: «Эгой! Прощай!», лёгкими шагами пошёл туда, в степь, откуда выплывали навстречу ему тонкие стаи мутно-голубой мглы, – пошёл и снова стал петь.

Есть ли что-нибудь для глаза

Поля голого мертвей?!.

Как серебряные колокольчики, звенел её голос, когда она пела эту песенку-вызов, и в ответ получила:

Сеть из сучьев чёрных сплёл

Этот старый, хмурый лес,

И лазурный свод небес

Глаз мой в нём бы не нашёл.

Это фею рассердило. Разве сквозь ветви деревьев не видно лазурного неба? Тот, кто пел эти песни, никогда не бывал в лесу. А вот что хорошего в бесконечно большом и голом поле, – это трудно сказать и мудрецу! Она громко закричала в степь:

Если по степи проносятся вьюги,

Дико и буйно в ней ветер поёт,

Лес в это время в тоске и испуге

Страшно шумит и мне спать не даёт!

Когда она прислушалась – в степи кто-то весело смеялся.

– Ах, как это невежливо! – вскричала фея и почувствовала в себе желание победить.

Лесу хвалу я пою!

– запела она звонко. Весь лес до последнего кустика ласково зашумел бархатной листвой, и её голос жаворонком взвился в небо.

Слушайте, птицы, меня!..

И неугомонно певшие птички замолчали, чтоб послушать и поучиться славить лес.

Песнь моя! громко звеня,

Лейся ты в небо прекрасное!

Солнце! ты песнь мою

Златом лучей облеки

И преврати в огоньки,

Чистые, кроткие, ясные!..

Пусть они песнью без слов

Ночью по лесу летают

И светляками сияют

В зелени мощных дубов!..

И тут она встала на толстый сук бука, вдохновенно закинув голову назад, и, подняв маленькие белые ручки к небу, пела далее:

Мой старый, добрый, чудный лес!

Ты тайны мир, ты мир чудес!

Купаясь в запахе густом

Тобой взлелеянных цветов,

Весёлых пташек дивный хор

Тебе хвалы поёт!..

Под каждой веткой и листком

Живут букашки, мотыльки…

А меж корнями в мраке нор

Живёт суровый крот;

И робкий кролик, и лиса,

И жёлтый уж, и острый ёж,

И резвый эльф, и мудрый гном

В тебе нашли приют!

О лес!.. Всех птичек голоса,

Пускай хоть век они звенят —

За ночью ночь и день за днём —

Тебя не воспоют,

Мой старый, чудный, мощный лес!

Тихо ветер тучки гонит,

Тени их на степь упали…

И ковыль головки клонит, —

Это тени стебли смяли.

Тихий шорох ковыля

Плавно льётся в небеса,

Точно чьи-то голоса

Шепчут сказки, веселя

Душу юную мою.

Хищный беркут плавно вьётся

Там высоко точкой чёрной,

И оттуда клёкот льётся,

Клёкот мощный и задорный.

Царство силы и свободы —

Степь могучая моя…

Потом слова песни сделались неслышными, в лес летели одни только звуки, и фее было сладко слушать их; а когда и они пропали, потерявшись в безграничной степной равнине, она вместе с ними потеряла и силуэт певца, утонувшего в мягком море мглы. Тогда она задумчиво спустилась на землю и тихо пошла в свой дворец; но то, что раньше интересовало её, – игры эльфов с мотыльками, и сиянье светляков, и работа меж ветвями домовитых пауков, шорох листьев под ногою, тени мягкие на всём, и согнувшийся дугою погулять идущий гном, – всё это не останавливало на себе её ясных глаз; она думала о том, кто так много и так славно пел там, в степи, и ей хотелось узнать, что это было. Вот она пришла к себе. Её мать и сёстры собирались на свадьбу к одному почтенному кроту и стали звать её с собой, но ей не захотелось и этого; тогда мать спросила её:

– Что ты такая грустная, Майя? Ты устала или тебя опять напугали эти старые разбойники – вороны?

– Нет, не это, мама, совсем не это!

И она рассказала всё, что с нею было, а потом спросила, что такое было это.

Сёстры её не удивились её рассказу, они вскричали:

– Просто это чабан! а ты – дурочка! – и убежали куда-то, смеясь, бросая друг в друга цветами и крича: – Мы вас ждём!

– Да, это только чабан, моя дочка! – сказала фея-мать. – Он ещё молод, должно быть, вот и распелся так; когда поживёт, так разучится петь.

Она опытная была, эта царица фей.

– Что значит чабан, мама? – спросила Майя.

– Чабан – это тоже --">