Самуил Яковлевич Маршак - Произведения для детей (Том 1)

пришло от Горького из Ялты известие о том, что я принят в ялтинскую гимназию и буду жить в его семье, у Екатерины Павловны Пешковой.

Я приехал в Ялту, когда там еще свежа была память о недавно скончавшемся Чехове. В этом сборнике помещены стихи, в которых я вспоминаю впервые увиденный мною тогда осиротевший чеховский домик на краю города.

Никогда не забуду, как приветливо встретила меня - в ту пору еще совсем молодая - Екатерина Павловна Пешкова. Алексея Максимовича в Ялте уже не было, но и до его нового приезда дом, где жила семья Пешковых, был как бы наэлектризован надвигавшейся революцией.

В 1905 году город-курорт нельзя было узнать. Здесь в первый раз увидел я на улицах огненные полотнища знамен, услышал под открытым небом речи и песни революции. Помню, как в Ялту приехал Алексей Максимович, незадолго до того выпущенный из Петропавловской крепости. За это время он заметно осунулся, побледнел и отрастил небольшую рыжеватую бороду. У Екатерины Павловны он читал вслух написанную им в крепости пьесу "Дети Солнца".

Вскоре после бурных месяцев 1905 года в Ялте начались повальные аресты и обыски. Здесь в это время властвовал свирепый градоначальник, генерал Думбадзе. Многие покидали город, чтобы избежать ареста. Вернувшись в Ялту из Питера в августе 1906 года после каникул, я не нашел здесь семьи Пешковых.

Я остался в городе один. Снимал комнатку где-то на Старом базаре, давал уроки. В эти месяцы одиночества я запоем читал новую, неизвестную мне до того литературу - Ибсена, Гауптмана, Метерлинка, Эдгара По, Бодлера, Верлена, Оскара Уайльда, наших поэтов-символистов. Разобраться в новых для меня литературных течениях было нелегко, но они не поколебали той основы, которую прочно заложили в моем сознании Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Толстой и Чехов, народный эпос, Шекспир и Сервантес.

Зимой 1906 года меня вызвал к себе директор гимназии. Под строгим секретом он предупредил меня, что мне грозит исключение из гимназии и арест, и посоветовал покинуть Ялту как можно незаметнее и скорее.

И вот я снова очутился в Питере. Стасов незадолго до того умер, Горький был за границей. Как и многим другим людям моего возраста, мне пришлось самому, без чьей-либо помощи, пробивать себе дорогу в литературу. Печататься я начал с 1907 года в альманахах, а позднее в только что возникшем журнале "Сатирикон" и в других еженедельниках. Несколько стихотворений, написанных в ранней молодости, лирических и сатирических, вошло в эту книгу.

Среди поэтов, которых я и до того знал и любил, особое место занял в эти годы Александр Блок. Помню, с каким волнением читал я ему в его скромно обставленном кабинете свои стихи. И дело было тут не только в том, что передо мною находился прославленный, уже владевший умами молодежи поэт. С первой встречи он поразил меня своей необычной - открытой и бесстрашной правдивостью и какой-то трагической серьезностью. Так обдуманны были его слова, так чужды суеты его движения и жесты. Блока можно было часто встретить в белые ночи одиноко шагающим по прямым улицам и проспектам Петербурга, и он казался мне тогда как бы воплощением этого бессонного города. Больше всего образ его связан в моей памяти с питерскими Островами. В одном из стихотворений я писал:

Давно стихами говорит Нева.

Страницей Гоголя ложится Невский.

Весь Летний сад - Онегина глава.

О Блоке вспоминают Острова,

А по Разъезжей бродит Достоевский...

В самом начале 1912 года я заручился согласием нескольких редакций газет и журналов печатать мои корреспонденции и уехал учиться в Англию. Вскоре по приезде я и моя молодая жена, Софья Михайловна, поступили в Лондонский университет: я - на факультет искусств (по-нашему филологический), жена - на факультет точных наук.

На моем факультете основательно изучали английский язык, его историю, а также историю литературы. Особенно много времени уделялось Шекспиру. Но, пожалуй, больше всего подружила меня с английской поэзией университетская библиотека. В тесных, сплошь заставленных шкафами комнатах, откуда открывался вид на деловитую, кишевшую баржами и пароходами Темзу, я впервые узнал то, что переводил впоследствии, - сонеты Шекспира, стихи Вильяма Блейка, Роберта Бернса, Джона Китса, Роберта Браунинга, Киплинга. А еще набрел я в этой библиотеке на замечательный английский детский фольклор, полный причудливого юмора. Воссоздать на русском языке эти трудно --">