Евгений Андреевич Пермяк - Уральские были-небыли (сборник)

подполье ушло. Партийным товарищем стал Егорий Гордеевич. Не только с Питером да с Москвой связь держал, но и от самого первого человека в партии в иноземных фирменных конвертах "коммерческие" письма получал. Писалось в них о глубинной руде, о твердых сталях, а читалось о революции. Как при таком высоком доверии в господский дом зятем войдешь?

Так оно и шло. Из кузова не лезет и в кузов не идет.

Но всему бывает конец. Начальникова Нелля как-то в заграницы собралась.

- Это зачем же вы, Елена Сергеевна? - допытывается Егор. - Нескладно одиночным девицам по заграничным городам ездить. Там всякий народ живет.

- Именно, что всякий, - отвечает ему Елена. - Хочу спросить у одного человека, как мне дальше невенчанной жить. И вы бы съездили.

"Не ловушка ли?" - подумал Егор и говорит:

- А у меня нет такого человека, которому я полностью могу свою душу открыть.

- От меня-то хоть не таитесь, Егорий Гордеич. Мало ли на свете светлых голов.

- А кто, к слову? - докапывается Егор.

- Граф Лев Толстой, например, - говорит Елена и тонким переливчатым женским голосом на кого-то другого намекает; голубым лучом в душу заглядывает. - Должен же быть на свете для вас самый верный человек, слово которого - как солнечный свет для месяца. Увидитесь с ним - и, может, сами от его света посветлеете сердцем и головой.

Сказала так и уехала.

Долго думал Егор. Все взвешивал. И тосковал по Нелле. А потом напустил на себя кашель и говорит горному начальнику:

- Надо свое нутро заграничным докторам показать. Да и должен я когда-то чужие города повидать.

А тот - с превеликим:

- Сделайте одолжение! - А сам про себя думает: "С Неллей, значит, они заграничное свидание назначили". Радуется. И есть чему. Худо ли его превосходительству такую сильную голову зятем заполучить!

Теперь дальше слушайте...

Приехал Егор в иноземный город и сразу по заветному адресу:

- Здравствуйте, Владимир Ильич. Вот мои бумаги.

- Да я бы вас и без них узнал, - говорит ему Владимир Ильич и в креслице усаживает. - Как у вас там, на горе? Рассказывайте.

- Хвалиться пока нечем. Десятеро нас на горе. Девятеро-то из надежных надежные люди, а я - десятый - неизвестно кто. И чины на мне для партии неподходящие, а главное - любовь моя из другого поля ягода. Уж не чужаком ли я стал, Владимир Ильич?

Тут Владимир Ильич как расхохочется, да так закатисто, что посуда в стеклянном шкафчике зазвенела. А Егор хоть и белее муки сидит, а речь дальше держит:

- Если чины сбросить, с горы уйти - горщиков жалко. Другого поставят опять порки да штрафы введут. А если на горе оставаться, тогда не миновать с горным начальником родниться. А он ведь потомственный враг нашему делу, Владимир Ильич...

Тут Владимир Ильич малость прищурился и сказал:

- Так ведь вы, насколько я понимаю, не на враге жениться собираетесь, а на Елене Сергеевне...

Егор чуть со стула не упал.

- Откуда она вам известна, Владимир Ильич, да еще по имени и по отчеству?..

А Владимир Ильич на это ему:

- Я знаю по имени и отчеству всех коренных подпольщиков, в том числе и молодых... Как же мне не знать Елену Сергеевну?

Егор вовсе ни жив ни мертв. А Владимир Ильич смешком да шуточкой:

- Вы лучше скажите, кто вас с Карлом Марксом познакомил? Кто вам мои работы посоветовал почитать, кто вас кружок надоумил создавать? Да так, что вы этого и не заметили... Кто, наконец, вас на след ко мне навел?

После этих слов Егору вовсе дышать нечем стало.

- Дозвольте, Владимир Ильич, ворот расстегнуть...

- Расстегивайте, - говорит Владимир Ильич и опять со смешинкой ему: Как же это вы через сословие Елены Сергеевны и на меня тень бросили!.. Где же ваша партийная проницательность, Егорий Победоносович?

Молвил так Владимир Ильич и начал по комнате расхаживать и Егора журить. Заложит руки за проймы своей жилетки, да то в ледяную воду его, то в кипяток:

- Как же это вы, мой дружок, не разглядели душу Елены Сергеевны и побоялись своей любви?..

После этих слов все как на ладошке для Егора стало. Значит, разной глубины подполье бывает.

- Простите меня, Владимир Ильич...

- Нет, батенька мой, уж вы у нее прощения просите. Да скажите ей все, как полагается в этих сердечных случаях, а я пока выйду из комнаты...

Тут вышел Владимир Ильич из комнаты, а Елена Сергеевна в комнату вошла. У Егора одночасно язык окостенел, а голова-то еще работает. Понял он, в каких шляпках иной раз подпольщики ходят, какими кружевами жандармов обмишуривают.

Постоял он сколько-то --">