Георгий Владимирович Шилович - Черепаха без панциря

чужими спинами. А если это так, то надо поступить, как советует бабушка. Надо идти к товарищам и не бояться того, что от них, вероятно, придется выслушать пусть себе и горькие, но зато справедливые слова правды.

И уже не рассуждая больше, не сомневаясь, Венька решительно взял в руки черепаху. Бабушка помогла ему завернуть ее в газету, сказала:

- Передай Агею Михайловичу, что я обязательно приду на сбор, - и добавила: - Было бы хорошо, если бы к моему отъезду поставили киберноса на ноги. А то уеду и не увижу, как вы с ним справились.

...Уже опускались сумерки, когда Венька возвращался из школы. Давно не было у него такого радостного настроения. Шел Венька не один. Вместе с ним шли друзья - Маша с Полей и Казик с Шуркой. Они направлялись к Протасевичу, чтобы сделать еще одну, последнюю, прикидку уже смонтированного кинофильма. Никто не вспоминал старое, никто не ворошил того, что было неприятно Старовойтенко.

Только об одном допытывались девочки у Веньки: откуда ему стал известен пароль Клуба изобретателей? Каким образом, опоздав, сумел он открыть дверь?

- Может, кто из наших сказал?

- Да я и сам не знаю, как это получилось, - искренне удивлялся Венька и уже в который раз признавался, как нелегко ему было подойти к дверям, преодолеть свою робость. Долго стоял, глядел на табличку, а потом сказал: "Эврика, открой дверь!" И дверь открылась.

Он даже и теперь не уверен, что она открылась после этих произнесенных им слов.

Венька поглядывал то на Машу, то на Полю и не видел, как Казик, пряча улыбку, подмигивает Шурке. Не знал Старовойтенко, что накануне ребята побывали у Ирины Владимировны, говорили об отрядных делах.

- Счастливый ты человек, - смеялась Маша.

- В рубашке родился.

- А сочинение напишешь?

- Конечно...

И еще одна радость ждала друзей в тот вечер. И была особенно приятной для Шурки.

Как только они вошли в дом, навстречу им, придерживая на плечах белый пуховый платок, вышла Шуркина мама. Лицо ее светилось счастьем. Она едва слышно шепнула: "Тсс!" - и показала глазами на диван. Там, заложив руки за голову, крепко спал Микола. Он лежал на спине, дышал ровно, глубоко.

"Так вот как спят продавши пшеницу!" - почему-то подумал Казик. Он растерянно оглянулся, не зная, что делать: не лучше ли повернуть обратно. Неудобно чувствовали себя, переглядывались девочки.

- Проходите, - тихо пригласила их Шуркина мама и повела за собой в другую небольшую комнатку. Села к столу, попросила всех подойти ближе и торжественно приподняла рушник. Под ним лежал, словно только что из печи, огромный пшеничный каравай.

- С целины? - спросил Шурка.

- Оттуда, сынок. Попробуйте. - Она взяла нож, стала нарезать хлеб толстыми ломтями, а сама все приговаривала: - Какой душистый! Слышите? А красавец какой! Как солнышко! Нет, такого хлеба вы еще не едали. Берите, берите. Сейчас молочка принесу.

- Я сам, мама, - Шурка вскочил со стула и вдруг застыл, увидев на этажерке новенькую кинокамеру. - Что это?

- А это - тебе, - сказала мать. - От Миколы.

Шурка посмотрел на спящего брата. Померещилось, что ли: Микола хитровато мигнул глазом и снова прижмурился. Но Шурка и не стал ждать, когда тот подмигнет снова. Подпрыгнул и, словно подхваченный вихрем, бросился к брату с радостным криком: "Ага, так ты не спишь!" Ведь надо же скорей, как можно скорей рассказать о том, что произошло здесь, пока он работал на целине. И как они письмо от него получили. И что у них теперь Клуб изобретателей есть. И что он, Шурка, не отступится от своих опытов с объемным кино. И какой сбор им предстоит провести. И что Ирину Владимировну они пригласили!

Оказавшись в крепких объятиях брата, Шурка прижался к его щеке и вдруг радостно засмеялся:

- Мама, Казик! Идите сюда все, все... Скорей! У нашего Миколы растет борода... Как у Агея Михайловича! Ой-ой! Не щекочи... Спасите! Ребята, спасите!..

Квартира Протасевичей сразу же наполнилась веселым гомоном, какого здесь давненько не слыхали.

Вместе со всеми беззаботно смеялся и Венька.

--">