Максим Ельцов - Интриги дядюшки Йивентрия

Потом один опять пальцами щелкнул… Короче говоря, всех своих истеричных за борт и перебросали-то. А я еще подумал, будто кормят кого-то.

– Да, Смитти, темное это дело, не для чужих глаз, повезло тебе, что до сих пор землю топчешь, – подал голос Бигги, после чего с жутким грохотом протащил из-за стойки свое старое кожаное кресло и поставил его прямо напротив Шелка. – Теперь, пожалуй, и мне тебя послушать стоит. Только постарайся подробностей не упускать. Может, у меня будет чего добавить.

От такого проявления внимания к своей скромной персоне Шелк покраснел. Не так уж часто Бигги Дандау интересовался подобными историями. Остальные тоже почувствовали причастность к чему-то необъяснимому.

– Ох, будто дохлый краб по спине пробежал, – сдавленно пискнул специалист по крабам, после чего зачем-то снял шинель и начал придирчиво ее осматривать в поисках коварного усопшего десятиногого. Не найдя ничего при осмотре, уже более твердым голосом добавил: – А ведь знаю, что не бегают, сам видел…

Всем стало не по себе. Послышались неуверенные ругательства, постепенно набравшие силу и благополучно превратившиеся, ко всеобщему облегчению, в обычный ор. От Шелка требовали продолжения истории и прекращения этих фокусов с крабами или, скорее всего, с дрессированными блохами.

– Ну ладно. Дальше-то дело и вовсе стало неправильное, что ли… Слова не найти нужного-то, а может, и нету его вовсе. Слова-то подходящего. – Теперь казалось, что Смитти обращается только к Дандау. – Шли-то мы из Пор-зи-Уна, и вот оно что с нами приключилось… Ну когда они туда своих перекидали, вопли-то стихли, и услышали мы с капитаном, что эти опять хрипеть друг другу начали, засуетились, значит. А вода-то! Вода-то, что твой суп, закипела! Я сначала испугался – думал, трюм наш прошибло, а потом смотрю – бурлит больно далеко от борта. И будто с самого дна, воды-то там глубокие, поднимается что-то. Свет какой-то. Да мерзкий он был, неправильный. Не солнечный, не от огня, даже хуже этого… Как его… Вот слово-то забыл.

– Электрический? – блеснул знаниями Йозефик и тут же смутился.

– Во-во! Еще хуже електрического. Поднимается, значит, с самого дна и все больше и больше становится. А эти-то темные от этого засуетились, какой-то ящик принесли и давай, значит, из него в свой супчик всякую дрянь сыпать да лить.

Тут-то капитан голос подал, говорит, дескать: «Господин Шелк, вот уж мы влипли. Лучше бы мы с вами, господин Шелк, на дно прогулялись, как нормальному моряку и положено». И вот тут-то я не приукрашиваю. Так и говорил: «Господин Шелк». Верно, исключительно от нервов. Мне совсем худо от этого стало, лучше бы он меня-то костерил на чем свет стоит, а то совсем все как-то… Неправильно.

Стоим мы с капитаном-то, будто окаменели. Фонари-то я опустил, и так светло, как днем, стало. Так вот поднимается с глубины свет, эти приправы бросать перестали. Я-то подумал было, что у них они закончились. А если у этих умалишенных что-то закончилось, то это завсегда нормальному человеку лучше будет. Но нет. Видать, сколько надо насыпали просто. Я с чего так подумал-то? А с того, что встали они в кружок, значит, и начали то ли выть, то ли скулить. Голоса-то у них – будто ногтем по стеклу. Вот тогда-то я подумал, что лучше бы они дальше предавались кулинарным утехам.

Свет-то тот уже в пятно огромное вырос, а наш «Канюк» в самом его центре стоит. Море вокруг бурлит, да пузыри не как в супе уже, а такие, что один человек не обхватит, ежели ему в голову придет с такой гадостью обниматься. А сам-то понимаю, что в голову все мысль лезет дурная: какой-нибудь пузырь побольше схватить. Хорошо хоть, капитан меня опять за шкирку схватил вовремя и говорит мне, значит: «Сдается мне, господин Шелк, вы на дно собрались? Так вот, господин Шелк, на дно вы пойдете только со мной и «Канюком» исключительно!» Главное, говорил он это уже в нормальных словечках, таких, что уши в трубочку. Мне сразу-то и полегчало, оттого что капитан-то в себя пришел.

И тут-то я эту тварь и увидел!

Последние слова Шелк визгливо прокричал. Несколько человек от неожиданности попадали с табуретов, кто-то, невиданное дело, выронил стакан с выпивкой. Наступила тяжелая тишина, в которой было слышно, как молотятся сердца у всех присутствующих. Смитти сидел на своем табурете и дрожащими пальцами пытался справиться со спичками и трубкой. Коварные пальцы проявляли высшую степень неповиновения, что выразилось рассыпанием всех спичек и уж совсем --">