Лиса Фарова - Уник – музыкальная урна

по ее части. Если это полиэтилен или пластик. Она встала по правую сторону от людей с мороженым. Не глядя им в глаза. Как бы невзначай. Парочка бросила обертки в серую урну, и продолжили милое общение. Мама хотела было поехать дальше. Вдруг резко встала. Крышка начала подпрыгивать. Мама поменялась в лице и начала искать глазами папу. Папа увидел и рванул к ней, я тоже. Что это такое? Я впервые так испугался.

– Мама, мама… – завопил я очень громко на подъезде к ней.

– Не кричи, – приказала мама.

Папа открыл свою крышку. Мама выплюнула фантики так, что папа их поймал в себя.

– Не волнуйся, это не страшно, – объяснил папа. – Маме попалась не полиэтиленовая обёртка, а бумажная. Мама выплюнула её мне. Поэтому мы тут в паре и работаем. Её организм отторг бумагу. Она переваривает только пластик и полиэтилен. Бумага, картон – это моё дело.

– Ей не больно?

– Нет, неприятно немного, – призналась мама. – Ты привлёк ненужное внимание. Надеюсь, никто не пожалуется, – отвела меня в сторону мама. – Стой здесь, пожалуйста. Нам с папой надо работать. И не привлекай ничье внимание. Будь невидимкой. Хорошо?

– Хорошо, – недовольно, вздохнув глубоко, сказал я. Мама с папой переглянулись. Они не верили, что я сдержу слово. И правильно.

Не прошло и десяти минут бесполезных наблюдений, как моим вниманием завладел большой уличный экран. Огромный экран включился. На нем отобразился цветной эквалайзер, и по всей площади полилась чудесная громкая музыка. Классическая музыка. Имена композиторов, авторов этих волшебных шедевров, я слышал впервые, но запомнил на всю жизнь. Чайковский, Рахманинов, Мусоргский. Особенно Мусоргский. Фамилия до боли родная. Может, он тоже был из семьи мусорщиков? Надо бы узнать о нем побольше.

Музыка заполняла воздух Кристального проспекта и нашей площади. Ею дышал каждый прохожий и каждая собака задирала нос выше, вдыхая глубже аромат чуда. В воздухе летала весна, тонкий запах цветов, альпийской свежести, временами нотки черемухи и акации и морской бриз, пронизывающий душу насквозь. Даже фонтан струил в такт Мусоргскому и Чайковскому. Даже девочка, которая только сегодня надела роликовые коньки, в пять минут, словно на крыльях вальса, стремительно закружилась вокруг танцующего фонтана. Она была вдохновлена и счастлива. Она пела. Я был вдохновлен и бескрайне счастлив. Неужели мама с папой не чувствуют похожих эмоций. Неужели их не трогает атмосфера счастья, как меня и человека.

Я не заметил, как покатил к счастливой девочке и принялся кружить с ней вместе вокруг фонтана. Я старательно переваливался то на одну сторону, то на другую. Накренялся, кружился и мычал мелодию. Я протянул ей свою шлангоподобную руку с шестью пальцами. Она схватилась за нее и широко мне улыбнулась. И мы полетели, чередуя правые и левые колеса, наклоняясь то влево, то вправо. Мы сочиняли новый танец и новую песню.

На очередном повороте нашего танца возникла недовольная женщина. Она была высокой и изящной. Она была в персиковом строгом костюме, выглядела недовольной. Моя новая знакомая попыталась остановиться и упала на колени, ободрала руки. Я не успел среагировать, я был увлечен яркой, негодующей особой. Увидев, что моя подруга на брусчатке, я попытался ей помочь. Но женщина, яростно сморщив нос, оттолкнула меня с такой силой, что я свалился на бок и покатился по площади. Ощущение скверное. Будто внутри у меня все перемешалось: бумажки, которые я употребил утром, эмоции, бурлившие во мне еще минуту назад, наставления родителей, предостережения учителя Мо – все смешалось и кружилось. Из меня вывалился полупереваренный завтрак. Подъехали мои родители.

– Сынок, что ты натворил? – вполголоса прошипел папа.

– Уник, это перебор! – прошипела следом мама.

– Это немыслимо! Это, действительно, перебор! – запротестовала, задыхаясь от негодования, женщина. Она поднимала с брусчатки дочь и злобно шипела на семью мусорщиков.

– Простите, ради Бога, это ошибка. Наш сын еще мал. Он не совсем понимает действительность, – затараторила мама, не поднимая глаз с брусчатки.

– Это ваш никудышный отпрыск? Я буду вынуждена позвонить, куда следует, чтобы улицы тщательнее контролировались соответствующими структурами. Разве можно выходить на работу с ребенком? А?

Женщина была вне себя от негодования.

– Простите, еще раз, этого не повториться, – смиренно опустил взгляд папа. – Не стоит никуда звонить. Это в первый и последний --">