Дон Пендлтон - Переполох в Детройте

велик, шансов выжить — ничтожно мало, задача по выбору цели — в предстоящей схватке — слишком сложна. Поэтому Палач как можно дольше оттягивал свой приезд в Детройт. Так же, как любой человек со вздохом поворачивается лицом к неизбежному, окрепший, набравшийся опыта Болан наконец повернулся к Детройту, чтобы принять вызов, который давно уже бросил ему этот город. Но были и другие, кто тоже обратил туда свои взоры. Они надеялись, что именно там грянет последняя битва Палача.

Нет, Мак Болан никогда не надеялся жить вечно, он просто сделал ставку на победу. Палач явился в Детройт не умирать, а вести боевые действия. В своем дневнике накануне детройтского кровопролития он записал: «Весь город — хорошо укрепленная позиция. Пусть все займет по времени один удар сердца и, если суждено этой битве быть последней, значит так тому и быть. И пусть оправдает она свое название».

Болан готовился начать боевые действия против паразита, сосущего кровь из экономического сердца страны. Да, это сердце было «хорошо укрепленной позицией» — вооруженным лагерем, бастионом мафии, к тому же для страны уже наступали тяжелые времена. Рак быстро развивается на пораженных тканях ослабленного организма, и Болан знал это. Мощная концентрация мафии в центре американской промышленности в такое непростое время грозила серьезными последствиями для всей страны в целом. Мак понимал, что надо немедленно разорвать эту мертвую хватку... или умереть, пытаясь сделать это.

О, да, Болан с тяжелым сердцем повернулся к Детройту. Но и город настороженно затих, ибо почуял, что судный день пришел в ville d'Etroit — город на проливе. Либо отныне он станет городом открытым и честным, либо умрет, пытаясь стать таковым.

«Resurget Cineribus» — да возродится из пепла — таков был девиз старого города со времен великого пожара 1805 года, ему вторил другой: «Speramus Meliora» — надеемся на лучшее. Болан с симпатией относился к этим идеям, но он точно знал, что солдат никогда не возродится из своего собственного пепла, — не стоит на это и надеяться.

Человек сражался за лучшее. И иногда умирал за него.

Глава 1

За наблюдателем также следили. И он знал это. Хорошо. Именно этого он и добивался.

Наблюдатель находился на борту судна, стоящего на якоре и мягко покачивающегося на слабой волне в нескольких сотнях ярдов от берега озера Сент-Клер. В руках наблюдателя был мощный прибор ночного видения с двадцатикратной разрешающей способностью. Разбросанные вдоль берега виллы светились яркими огоньками. Они отражались в водах озера, и тем самым создавали дополнительное искусственное освещение.

Одна из вилл особенно заинтересовала наблюдателя — она охранялась.

И охрана, надо полагать, засекла его сразу же, как только он появился в пределах видимости, а затем следила со все возрастающим интересом. Но У Болана было два преимущества. Во-первых, он был вооружен мощным прибором ночного видения «Стартрон». Оптика «Стартрона» была устроена по принципу глаза дикой кошки и усиливала слабые лучи света так, что в его окулярах было светло, как днем. Второе преимущество — это полная луна, висевшая низко за его спиной, и безоблачное небо. Легкий упругий бриз дул в направлении берега и не мешал при наведении оружия на цель, но его все же оказалось вполне достаточно, чтобы заслезились глаза у охранников на берегу.

Они, возможно, видели лишь темный силуэт судна да еще темную фигурку человека, неподвижно сидевшего на качающемся мостике. И даже будь у них приборы ночного видения, они все равно не смогли бы определить, что он держит в руках, и посчитали бы, что это просто удочка.

Болан готов был поклясться, что у них нет приборов ночного видения. А в руках у него была не удочка, а любимый «уэзерби» Mk.V — мощный крупнокалиберный карабин с оптическим прицелом, установленный на вращающейся треноге.

Привязанный лямками к станку, Болан составлял единое целое с оружием и, плавно покачиваясь вместе с судном, не выпускал цель из перекрестья прицела. Ну и заодно при помощи «Стартрона» оценивал обстановку в районе цели.

Большой двухэтажный дом выходил на озеро огромной застекленной верандой. Слева от нее широкие мраморные ступеньки вели на ярко освещенную лужайку. Петля подъездной аллеи, частично видимая из-за угла здания, начиналась где-то в глубине двора. Чувствовалось, что там стоит много автомобилей.

На лужайке было полно охранников, большинство из которых с кислыми физиономиями --">