Александр Сергеевич Руджа - Бесчестье (СИ)

запотевающее стекло. Смерть, гниль и распад — повсюду, куда бы он ни шел. Бедняки умирали сотнями, несмотря на все усилия императрицы, хотя и богачей нет-нет, да и настигала та же участь. Могучее тело Островной Империи, простоявшее сотни лет, шаталось, источенное внезапным ударом неизвестной болезни. Конторы и компании, да и целые фабрики, обеспечивающие работой десятки людей, закрывались, промышленники без раздумий бросали старые, десятилетиями работающие предприятия. Процветала лишь аристократия, владеющая чем-то, связанным с добычей и переработкой ворвани, китового жира, да еще, возможно, городская стража, неожиданно открывшая, что за имуществом погибших от чумы никто не следит — а стало быть, им можно поживиться. Гниль и разложение без конца и края — внутри и снаружи…

Мокрая, дождливая улица была по-прежнему пустынна — те, кто имел возможность, уже бежали из города, а те, у кого было хоть немного денег и припасов, сидели по домам, больные и здоровые вперемешку, надеясь на чудо. Это ожидание буквально висело в воздухе, мешаясь с мелким дождем и отравляя собой холодный вечерний воздух. В двух словах его можно было выразить так: «Ну пусть уже все закончится, как угодно — победой, смертью, всеобщим безумием, но пускай этому придет конец. Нет уже никаких сил терпеть».

Безработные штурмовали вербовочные пункты городской стражи и Аббатства — для поддержания хотя бы видимости порядка требовалось множество новых солдат и Смотрителей. Что-то назревало в больном, умирающем городе. И оно совсем не нравилось человеку, прижавшему бледное лицо к грязному, закопченному стеклу в доме на одной из пока безопасных улиц Дануолла.

— Мирко Данич.

Глухой, словно из-под подушки, сдавленный голос прозвучал в тишине комнаты подобно разрыву гранаты. Человек вздрогнул и обернулся, каким-то болезненным, рваным движением.

Перед ним стоял китобой, точно как на многочисленных плакатах, расклеенных по всему городу. «Разыскивается за многочисленные убийства и ересь: враг города и короны». Плотная кожаная куртка, перевязь, капюшон… Но самое главное — маска! Промышленный противогаз, как у работников китобойных баз — чтобы не потерять сознания при разделке гигантских туш и защититься от воздействия химикатов. А эти дьяволы, как шепчутся на улицах, носят маски, потому что у них нет лиц. Или глаз — тут мнения расходятся. Но ясно одно — они навсегда продали души Чужому за обладание черной магией, которую используют для совершения убийств за деньги.

Китобой протянул к нему затянутую в черную блестящую перчатку руку, и человек отшатнулся к окну, с грохотом повалив стул.

* * *

— Перчатку-то сними, — сварливо проворчал Мирко, присаживаясь на поднятый уже и поставленный как следует стул. — Чужой его знает, за что ты ей брался. И маску тоже — тут чисто. Обязательно было пугать меня до полусмерти?

— Было смешно, — сказал уже нормальным голосом Дик Стронг, один из «китобоев», протянув Мирко пустую уже руку, откинув капюшон и избавившись от маски. Под ней он оказался молодым парнем лет двадцати пяти, темноволосым и худощавым. Тяжелые сапоги, с которых все еще скатывались капли грязной воды, он оставлять внизу не стал.

— Кому? — поинтересовался Данич, — придвигая присевшему на старое кресло Дику пепельницу и зажигалку. — Тебе, да еще тараканам под полом? Слабовата аудитория, как мне кажется. Дауд что-то хотел?

Имя неуловимого лидера «китобоев» произвело должный эффект. Стронг помахал зажженной сигаретой, разглядывая медленно плывущий к раскрытому окну дым.

— Вызывал к себе, да. Но срочности особой нет, он дожидается, пока Билли вернется с задания, а раньше завтрашнего утра она вряд ли будет.

Мирко нахмурился. Дауд, Билли, его первая помощница, и он сам, выполняющий функции бухгалтера, управляющего, снабженца, квартирмейстера и еще бог знает кого для Дауда и его «китобоев». Видимо, обсуждаемый вопрос будет тяжелым и важным. Не совсем то, что пожелаешь самому себе в пятницу вечером, но делать нечего.

— А что слышно-то среди ребят? — без особой надежды поинтересовался он. Дик равнодушно пожал плечами.

— Что будет какое-то большое дело. Дауд в последние дни часто срывается в город, говорят, к кому-то из больших фигур. То есть по-настоящему больших. Больше, извини, ничего добавить не могу — сам не знаю.

Данич кивнул, но хмурое выражение никуда не исчезло. Масштабные дела — то есть --">