Валерий Павлович Павликов - Зубровский

дружеская. Именно такую требует Рашид Нургалиев от своих подчиненных при работе с гражданами. В сторону центра на дикой скорости пронеслась иномарка, но никто даже не взглянул на нее.

— Так, значит, это ты в тот раз не остановился? Видать, сильно торопился? Ты, может, и сейчас спешишь?

— Вот именно.

— На свадьбу, что ли?

Лейтенант снова рассмеялся, и на лице Весельчака появилось настороженное выражение. Он молча смотрел прямо перед собой.

Капитан преувеличенно громко вздохнул и наконец протянул документы назад таким небрежным жестом, что талон упал на землю. Терпеливо подождав, пока парень его поднимет, мент откашлялся, и, как профессор первокласснику, объяснил, что тот неправильно перестроился перед перекрестком. Откровенное наслаждение властью читалось на его лице.

— А это как минимум тысяча, — объявил он затем, как бы нехотя переводя взгляд на багажник. — Что там у тебя?

Цветастый полиэтиленовый пакет с фирменным логотипом известной в городе булочной был завязан двойным узлом. Гаишник с любопытством потрогал его, потом посмотрел на Весельчака.

— Похоже на эти, как их…

— Вибраторы, — подсказал Весельчак.

При этих словах лицо старой девы на балконе залилось краской — она слышала про эти мерзкие штучки для развратных девиц.

— На что тебе они?

— А вам нужно? Могу парочку одолжить…

— Ну что я говорил? — воскликнул капитан. — Нет, парень, оставь их себе…

Однако пальцы его уже ловко развязывали двойной узел.

— Не имеете права, — Весельчак напряженно следил за его руками.

Мгновение спустя пакет был развязан, и капитан, слегка отстранив лейтенанта, при свете фонаря заглянул внутрь. Когда он поднял голову, улыбка сбежала с его лица.

— Что это?

— Как что? Я же сказал — вибраторы! — ответил Весельчак.

Он едва успел зажмуриться и вобрать голову в плечи. Правая рука капитана взметнулась вверх, угодив парню в щеку. По пустой площади разнесся звук звонкого шлепка и отозвался эхом, отскочив от фасада домов.

2

— Олимпиаду надо сорвать! — громко произнес Закаев, как только вылез из джипа. — Если Аллах не накажет Россию, это сделаем мы!

Гражданский инженер Макс Фриш посмотрел на рыжего бородача в модном черном костюме с оранжевым, под цвет бороды, галстуком, и содрогнулся. Вот так влип! Конечно, полмиллиона, которые пообещали ему за работу, — хорошие деньги, но такое…

— Вы шутите?

Закаев нахмурил кустистые рыжие брови.

— Разве я похож на шутника? Спросите Путина, спросите Медведева — шучу ли я? Да и вам, кажется, следовало бы знать меня получше…

— Да-да, конечно, — поспешил согласиться инженер: нельзя раньше времени выдавать свое раздражение. — Но Олимпиада?!

— Сейчас Сочи — сердце России, — повысил голос Закаев. — Мы должны поразить гадину в самое сердце…

— Ну и дела-а! — торопливо забормотал инженер, незаметно вытирая пот со лба.

Н-да, не надо было соглашаться… Но теперь поздно отказываться: назвался груздем…

Он уже давно понял, что его приезд сюда, в Лондон, в штаб-квартиру так называемого «Правительства Ичкерии в изгнании» не сулит ничего хорошего, и теперь, когда Закаев решительным шагом направлялся к двери своего фешенебельного особняка на Лоунинг-стрит, тащился сзади почти больной от страха. Сорвать Олимпиаду? Что за безумство!

Он видел, как два охранника Закаева многозначительно переглянулись, обменявшись ухмылками.

Пройдя по обсаженной кустами гравийной дорожке к двухэтажному кирпичному дому, на двери которого висела металлическая табличка с надписью золочеными буквами «Правительство Ичкерии. Генеральный эмиссар», Макс оглянулся. Шум на запруженной автомашинами улице стоял оглушительный, но сердце инженера, казалось, стучит еще громче…

* * *

Пенсионерка с третьего этажа тихо охнула, когда мотороллер с грохотом упал на мостовую. Напрягая зрение, она перегнулась с балкона, пытаясь понять, что происходит. Какая дикость! За что они ударили парня? Сначала так долго болтали, все было мирно, а потом — нате вам. Она увидела, что парень даже не пытается подняться. В окружении двух темных фигур он, казалось, плакал, скорчившись на мостовой.

— Вставай, стервец! — заорал толстый.

Да, это был настоящий гаишник старой советской закалки, и голос у него был соответствующий — хриплый и грубый. Ужасный голос, как и вся эта ужасная сцена. Вот тебе и --">