Анатолий Владимирович Афанасьев - Монстр сдох

"горячей линии", Каха быстро и умело организовал розыск человека, за чьими ушами прибыл в Москву. Ему был нужен некто Сергей Лихоманов, Чулок, директор фирмы "Русский транзит", судя по наводке, человек предприимчивый, бойкий, задиристый, ушлый и способный к сопротивлению. Но все это мало волновало Каху.

Когда речь шла об иноверце, ему было абсолютно безразлично, кого, за что и по какой цене мочить. Наемное убийство было для него всего лишь способом поддержать спортивную форму в предверии других, более важных и серьезных дел. Если бы кто-то посмел назвать его киллером, то скорее всего, это было бы последнее слово, произнесенное невежей. Он полагал, что всех этих киллеров, то есть людей, превративших благородный, священный акт убийства в доходный промысел, следует публично сжигать на площади, наравне с похитителями детей, проститутками и осквернителями праха.

С Лихомановым вышла заминка: его след затерялся. Все его адреса были пусты. Это могло быть случайностью, но скорее всего бывалый зек почуял, что за ним началась охота. Двое суток Каха бесился в номере, сжигаемый неутоленной жаждой действия. Дошел до того, что оскоромился, заказал в номер водку и девку, но когда увидел в дверях раскрашенную, радостно улыбающуюся кобылку в полосатых чулках, его чуть не стошнило. "Пошла вон!" — только и нашелся сказать, уставясь в пол. Водки, правда, усадил в охотку бутылку, но легче на душе не стало. Телефон звонил беспрерывно, но все сообщения были одинаковы: нет, ищем, нет, ищем! Не волнуйся, бек, скоро найдем. Круги поисков уже вытянулись за кольцевую дорогу, к розыску подключились братские группировки Подмосковья, но хитрый Чулок как в воду канул.

Наконец позвонил сам Ибрагим Шалвович, которого Каха считал давно усопшим или, во всяком случае, отошедшим от дел. Всемогущий старец дребезжащим, будто из могилы, голосом долго расспрашивал молодого героя о здоровье, о благополучии его близких и дальних родичей, перечисляя всех по именам, поинтересовался почему-то, давно ли он видел Руслана, и постепенно довел Каху до такого состояния, что терпение того лопнуло. Хрупкое самолюбие абрека было уязвлено бессмысленным старческим зудением. Наплевав на этикет, он прервал сладкоуста:

— Зачем много говорить, отец? Можешь помочь, помоги. Извини, я очень спешу.

Ибрагим Шалвович воспринял его грубость сочувственно:

— Куда спешишь, сынок? Зачем спешишь? Приезжай ко мне, дорогим гостем будешь. Отдыхать будешь.

Каха знал, как отдыхать со стариками: ни водки, ни шлюхи — одни умные речи, в которых он не понимал ни черта. А главное, все речи с подковыркой, с намеком на его, Кахину, не праведную жизнь. Да простит его Аллах, неужто водка и шлюха, — что он изредка себе позволял, — не уравновешивают на весах судьбы все его остальные деяния, совершенные во славу пророка? Тот, кто денно и нощно занят прополкой сорняков и очисткой гнилых колодцев, не может всегда оставаться трезвым. Никто на трезвую голову не выдержит той мерзости, какой довелось наглотаться Кахе. Смешно на это рассчитывать.

Он вежливо отклонил приглашение и уже собирался повесить трубку, когда старец вдруг вспомнил, зачем звонил. Предложение было очень лестное и уврачевало томящуюся Кахину душу. Старик пообещал объявить всесоюзный розыск по схеме "Молния", что дозволялось лишь в случае, если на кону стояли миллионы, либо речь шла о личных интересах сановников высшего звена. Предполагалось, что эти интересы и благополучие родины — одно и то же. Каха втайне сомневался в этом постулате, хотя во всем мире, и в исламском, и в христианском — такое положение рассматривалось как догма, не подлежащая обсуждению.

Церемонно поблагодарив за оказанную честь, Каха твердо отказался. Он давным давно не клевал на золотые приманки. За честь иногда приходилось платить дороже, чем за предательство. Он предпочитал оставаться свободным в выборе, одиноким и неумолимым, как звезда в ночи.

Старый мудрец его понял и уважительно попрощался:

— Мы все гордимся тобой, сынок. Удачи тебе на трудной дороге.

— Удачи и вам, отец. Благослови Аллах ваши дни.

На третьи сутки, когда Каха уже погибал от нетерпения, явился незваный гость — пожилой, седовласый русский пенек, с глазами объевшегося сметаной кота.

Постучал в дверь и вошел без спроса. По паучьей повадке, по вкрадчивым движениям Каха сразу угадал в нем ищейку.

Назвавшись Иннокентием Павловичем, --">