Эллис Питерс - Смерть и «Радостная женщина»

и не выяснил, кто она такая, да, впрочем, и не пытался, ибо любое наведение справок в некотором смысле означало бы измену самому себе. Она оставалась для него просто Китти, воспоминанием о нелепой меланхолической красавице, уже исчезающим во мраке забвения.

Вторая их встреча состоялась осенью, в последнюю неделю сентября, когда в Комербурнскую школу прибыла передвижная установка по переливанию крови. Доминик тогда задержался из-за футбольной тренировки, а после душа вспомнил, что ему нужно просмотреть кое-какие материалы для сочинения по истории, и потому проторчал еще час в библиотеке. Когда он брел по парадному двору к боковым воротам, уже стемнело, и он увидел, как к гимнастическому залу подкатил медицинский фургон, из задних дверей которого выбралась медсестра и трусцой поспешила к зданию, неся в руках бумаги и оборудование. Эти заезды случались раз в квартал, и прежде он никогда не обращал на них ни малейшего внимания. Так было бы и на сей раз, кабы не бордовая спортивная машина «карманн-гиа», свернувшая в тесный закуток позади фургона. Увидев ее, Доминик остановился. От изящества и компактности машины у него перехватило дух. Но тут открылась дверца, и он, с трудом оторвав глаза от этих целомудренно-породистых линий, решил все-таки посмотреть, что за счастливец владеет ею. Однако мгновение спустя он забыл даже об этой красавице-машине. Из салона показались длинные изящные ноги, и по бетонной дорожке к двери спортивного зала медленно прошествовала девушка. Судя по ее облику, она вдруг засомневалась, туда ли она попала. Этой девушкой была Китти.

И в сумерках, и средь бела дня, и даже в полночной тьме Доминик все равно узнал бы ее. Даже спустя пятнадцать месяцев все хоть как-то связанное с ней сохраняло исключительную важность для него, делая остальной мир чем-то малозначительным и пустячным. Фургон у здания, освещенные окна, за которыми суетились медицинские сестры, аппаратура для переливания крови — все это вдруг стало для Доминика жизненно важной реальностью, потому что Китти оказалась донором. Ему следовало бы идти домой и делать уроки, но он не мог заставить себя и шагу ступить, а когда, наконец, все-таки привел свои ноги в движение, то обнаружил, что несут они его не к воротам, а к гимнастическому залу.

Во всяком случае, он наверняка уже опоздал на свой автобус, а следующего предстояло дожидаться двадцать пять минут. Если он сейчас уйдет, другой такой возможности ему, может быть, не представится уже никогда. На этот раз она не в компании, не в десяти футах над его головой на террасе; любой может войти туда и посидеть рядом с ней всего лишь за пинту крови. В конце концов, дело того стоит, и, если даже у них есть список постоянных доноров, они не отвергнут еще одного. Мне следовало бы больше думать о таких начинаниях, — с добродетельной укоризной сказал он себе, — особенно учитывая пост, который занимает мой отец. Я и впрямь могу сделать так, что он будет гордиться мною. Ну, давай, теперь или никогда, — подзуживал какой-то более откровенный демон с задворок сознания, — она пока одна, приехала на машине; но если ты замешкаешься с решением, подойдет твой общественный транспорт, и проворонишь ты эту возможность оказаться с ней рядышком. И отцедишь ты пинту крови своей впустую, — злобно прибавил черт, разоблачая его притворное намерение принести себя в жертву из чувства общественной сознательности. Но юноше было не до тонкостей спора, идущего в его душе: он уже толкнул дверь и вошел в вестибюль.

Она сидела на одном из стульев, расставленных вдоль стены, и казалась слегка смущенной и немного несчастной, словно недоумевала, зачем ее сюда занесло. Она была в темно-зеленом костюме из джерси, с короткой плотно облегающей модной юбкой. Великолепные ноги, вскружившие ему когда-то голову, лоснились и поблескивали золотом загара, столь совершенного, что Доминик затруднился бы сказать, в чулках она или нет. Когда он вошел, она резко вскинула голову, очевидно, довольная тем, что ей больше не придется сидеть в одиночестве. На фоне гладкой щеки качнулся локон волос цвета меда, глаза улыбнулись Доминику, смущая и обнадеживая.

— Здрасьте! — поздоровалась она едва ли не робко, почти заискивающе.

Она его не узнала, это он понял сразу. Китти просто приветствовала собрата по несчастью. Он с неуверенной улыбкой ответил «Здрасьте», поставил свои книги стопкой на подоконник и сел в нескольких шагах от нее, боясь --">