Стивен Ван Дайн , Шарлотта Армстронг , Вера Каспари , Кэрола Данн , Мэри Лу Лонгворт , Фримен Уиллс Крофтс , С. С. Ван Дайн - Антология классического детектива-2. Компиляция. Книги 1-11

догадаться, каково пришлось его утонченной от рождения душе наблюдать и терпеть ужасы бойни. Никто бы в те дни не посчитал оставленные войной в его сознании раны глубокими и неизлечимыми. Слишком у многих в жизни произошли такие трагедии, которые он мог лишь воображать.

Гибсон уединился и находил утешение в книгах. Поступил в колледж. Но его не обуревало горение юности – он успел повзрослеть и шел не в ногу со своими однокурсниками. К тому же был занят врачеванием на свой особенный лад своих невидимых ран.

Его отец умер в тот год, когда он получил степень магистра. Мать не имела средств к существованию, и Гибсону пришлось помогать ей. Он оставил ее дома, не стал срывать с родных мест, понимая, что было бы жестоко, и взвалил на себя эту ношу, выделяя деньги из скромного преподавательского жалованья. Он даже помогал младшей сестре Этель, когда та училась в колледже. При этом Кеннет мысли не допускал, что совершает жертву. Ему просто казалось, что жизнь завернула в очередную тихую заводь. Писарь на войне – первая, вот теперь вторая – преподаватель, который несет бремя содержания семьи. Он верен линии своей судьбы. В этом его долг, легкомыслие юности не для него.

В 1932 году после тяжелой болезни умерла мать. Он оплакивал ее. В то время в стране была депрессия, и начальство, которое не увольняло его, пока мать болела, больше не колебалось.

К этому времени Этель, которая была моложе его на восемь лет, окончила школу, стала зарабатывать и теперь помогала ему, поскольку также обладала ответственностью, и на нее можно было положиться. Гибсон залез в долги, искал любую случайную работу.

А когда получил скромную преподавательскую должность, успокоился в тихой заводи. Потребовались усилия и годы экономии, чтобы избавиться от долгов. Но он справился и научился находить удовольствие, следя, как растворяются его прежние обязательства по мере того, как он расплачивался с кредиторами. Когда же наконец обрел свободу и относительное финансовое благополучие, мир после Мюнхена переживал напряженные месяцы.

Теперь ему было тридцать семь лет, и он оставался холостяком. Ему нечего было предложить женщине. Благополучие, престиж – ничего подобного. Прежде чем он успел рискнуть заключить брачный союз, наступил 1941 год, и он во второй раз отправился на войну.

Разумеется, писарем. Ему было не привыкать – он ориентировался в бумагах, как рыба в воде. И провел военные годы в тихой заводи, о чем ничуть не жалел, хотя душа еще сохранила способность взбрыкивать. Однако так и не понял, что он делал там такого, что имело бы какой-то смысл. Знал одно: что таков его долг, который надо исполнять.

Вернувшись в сорок пятом с войны, Кеннет встретился в Нью-Йорке с сестрой, с которой тут же и распрощался. Его единственная родственница Этель, как и он, не выбрала себе спутника жизни. Может, это досталось им от матери и отца? Этель была уже взрослой женщиной – тридцати семи лет и вполне преуспевала. Она никогда не отличалась красотой, но была умна, трудолюбива и имела хорошую работу. В нем она не нуждалась. Если честно, он ее в то время немного побаивался – уж слишком свободно Этель ориентировалась в бурном деловом мире, была безоглядно смела и совершенно независима.

Кеннет восхищался ею, но простился хоть и с нежностью, но без грусти и отправился преподавать в Калифорнию – на английской кафедре маленького гуманитарного колледжа в раскинувшемся и растекшемся по солнечной долине небольшом городке. Оказался в привычной тихой заводи.

Там он десять лет, ни разу не повидавшись с сестрой, наставительным менторским тоном преподавал поэзию футболистам, студентам или просто всевозможным юнцам. Кеннет Гибсон не был истым представителем богемы, из тех, кто с горящим взором проповедует бунтарские идеи. И тем более – изнеженным эстетом, высокомерно взиравшим на буржуа. Скромный, сдержанный невысокий мужчина ростом пять футов восемь дюймов. Ему никто бы не дал его возраста, хотя в его светлых волосах уже появились едва различимые седые пряди. В высшей степени респектабельный человек, с красивыми серыми глазами и изящно очерченным ироничным ртом.

Молодых поражало, как он может относиться к своему предмету с такой серьезностью. И это заставляло их самих окунуться в поэзию и осознать, что она того стоит.

Следовательно, Гибсон справлялся с работой, и ему довольно часто удавалось привить ученикам убеждение, что стихи – --">